Господин изобретатель

– Я совершенно с вами согласен, коллега! – воскликнул великий химик. – Ведь топить котлы нефтью – все равно что топить ассигнациями! Я знаком с работами инженера Шухова по крекинг-процессу для получения легких фракций из нефти. Год назад он опубликовал работу с рисунком этого аппарата и подал заявку на привилегию и на международные патенты[72]. Крекинг нефти – непрерывный процесс, открывающий путь к огромному количеству продуктов перегонки, включая бензол и толуол. То же самое можно сказать и про коксование угля как источник фенола. То есть сырьем для анилинового синтеза и толуолом Российская империя обеспечена, как никакая другая держава. Теперь нужно не дать зарубежным магнатам скупить все по дешевке и заставить русских втридорога покупать продукцию, сделанную из их сырья, – вы поняли, коллега, что я имею в виду компанию господина Нобеля.

– Уважаемый Дмитрий Иванович, – я попытался перевести разговор на более животрепещущую тему, – как я понял, сырьем для синтеза тринитротолуола Россия обеспечена, вот только кто его будет делать?

– Дорогой Александр Павлович! Я тоже много думаю над этим, – ответил Менделеев, – вот только государственная машина очень неповоротлива. Боюсь, что без отечественного частного предпринимательства здесь не обойтись. Как вы поняли, я очень не хочу проникновения иностранного капитала в Россию, – мы и глазом не успеем моргнуть, как окажемся босы и раздеты, да еще и должны им. У меня весьма доверительные отношения с промышленниками Ушковыми из Вятской губернии, там я и планирую производство российского бездымного пороха.

– Я поддерживаю ваши идеи относительно русских промышленников и их заводов, – я выразил согласие с мыслями профессора (все же я не терял надежды уговорить деда на выпуск тринитротолуола, к чему нам какой-то Ушков, да еще в Вятке), – но вот опасаюсь, справится ли Семен Васильевич с синтезом нескольких пудов тринитротолуола? Я видел его лабораторию, и она произвела на меня весьма скромное впечатление.

– Семен Васильевич – истинный подвижник своего дела! – попытался рассеять мои сомнения Менделеев. – Он все свое жалованье отдает на лабораторию, не забывает и своих лаборантов – унтеров, которых сам же обучил. Некоторые сослуживцы над ним посмеиваются, считая сумасшедшим фанатиком взрывного дела: он ведь не женат (какая бы жена потерпела подобные траты), питается только хлебом и молоком, рассчитав калории для своего рациона. (Так вот откуда худоба капитана! – подумал я.) Но Семен Васильевич – редкостный умница, сочетающий достоинства артиллериста и химика самого высокого класса. Недаром ему, штабс-капитану (хотя и по гвардейской артиллерии, что на чин выше), как члену Арткома, поручили ваши испытания. Он ведь самый молодой в Артиллерийском комитете ГАУ, кроме него там ниже полковника никого нет, большинство – генералы, – но они ничего не смыслят в химии, да боюсь, что и в артиллерии их познания на уровне прошедшей войны. Генералы эти ничем, кроме производства в очередной чин и награждения очередным орденом, не интересуются, где уж до чтения монографий, не говоря уже о свежих журналах. А что до лаборатории, так принято решение перенести все опасные опыты по взрывотехнике на полигон, где Семен Васильевич и оборудует новую химическую лабораторию.

– Все это хорошо, уважаемый Дмитрий Иванович, и я полностью согласен с вашими мыслями, – поддержал я разговор, одновременно переведя его на другие пути (стрелочник, прости господи!), – но я бы хотел рассказать еще об одном открытии, сделанном мной и, к сожалению, трагически погибшем господином фон Циммером.

И я рассказал все, что знал о синтезе сульфаниламида, потом нарисовал его структурную формулу.

Менделеев слушал внимательно, не перебивая, изредка делая какие-то записи в блокноте. Кроме того, я рассказал о том, чего не было, и что невозможно проверить – о проведенных якобы на мышах опытах по действию сульфаниламида, и о том, что я якобы заболел ангиной и прием сульфаниламида вылечил меня в считанные дни. У Генриха якобы была гнойная, инфицированная после химического ожога, рана на руке, и присыпка порошка того же сульфаниламида сотворила чудо за пару дней – рана под повязкой очистилась и быстро затянулась.

Я пошел на эту ложь, зная о реальном действии стрептоцида даже в наше время, а в 30-е годы двадцатого века, в доантибиотическую эру, им лечили буквально все, ведь другого действенного препарата не было. Кроме того, грам-положительные бактерии – стрепто- и стафилококки, на которые действует сульфаниламид, и являются основными возбудителями гнойных осложнений при открытых инфицированных ранах. Кроме того, клостридии перфрингенс и гистолитикум, главные возбудители газовой анаэробной инфекции, тоже являются грам-положительными бактериями и, в незапущенных случаях, сульфаниламид может спасти раненых от гангрены и ампутации. Конечно, это требует микробиологической и клинической проверки, но сейчас мне нужен препарат для испытаний.