Господин изобретатель

– Ваше высокопревосходительство, – докладывал штабс-капитан, – то, что вы только что видели, было действием оборонительных ручных бомб, которые можно метать только из траншеи, с крепостной стены или из-за укрытия. Однако часто нужно применить мощное оружие в непосредственной близости от врага. Артиллерия в этом случае бессильна, так как она непременно накроет и свои войска. Что же остается наступающим, подошедшим к врагу на двадцать саженей, или, наоборот, когда враг бежит навстречу в штыковую и до него тоже те же двадцать саженей, а выстрелить уже нечем? Здесь могут выручить так называемые наступательные ручные бомбы, которые также были предложены изобретателем этого нового вида оружия господином Степановым, – Семен Васильевич указал на меня. Я поклонился присутствующим, приподняв свою каскетку за козырек. – Сейчас я продемонстрирую ручные бомбы второго типа, так называемые «лимонки» в действии.

– А что же господин изобретатель сзади стоит, – подал командирский голос Демьяненко, – вот пусть он и покажет.

Вот тебе и поворот событий. Отказываться нельзя, вдруг подумают, что струсил, и тогда испытания насмарку. Панпушко ободрительно подмигнул:

– Все нормально, Александр Павлович, у вас отлично получится.

Я взял «лимонку», проверил, хорошо ли вставлен запал, прикинул расстояние, подошел еще метра на два, выдернул кольцо и с шага забросил гранату практически в центр круга. Грохнуло, но не так сильно, как при взрыве «ананаски». Вижу разочарование в глазах публики.

– Ваше превосходительство, господа! – сказал я. – Вижу, что вы слегка разочарованы мощностью взрыва, давайте пройдем к мишеням, посмотрим, сколько врагов ранено и убито.

Генералы все же остались на месте, послав адъютантов, и еще три офицера вызвались посмотреть.

Среди полутора десятков свежих мешков три были пробиты крупными осколками в области груди и живота, еще восемь имели более мелкие повреждения. Панпушко закрасил мелом повреждения, и мы вернулись к генералам, ожидавшим нас стоя на помосте.

– Ваше высокопревосходительство, – доложил Панпушко, – трое убитых и восемь раненых: и того одиннадцать попаданий.

– А что же вы будете делать с оставшимися? – спросил Софиано. – Вон они, бегут на вас со штыками, осталось восемь сажен.

– Это не проблема, – ответил я и, подойдя на десять сажен[114] от мишеней, выхватил наган и разрядил его по чучелам. – Господа наблюдатели, проверьте пулевые отверстия – я стрелял по ближайшим.

Один из офицеров сбегал к мишеням и доложил: пять пулевых пробоин.

– Весь вражеский полувзвод выведен из строя, ваше высокопревосходительство, – доложил я Софиано.

– Отменно, молодой человек, в армии служили?

– Никак нет, – приняв, согласно регламенту Петра Великого, перед лицом начальствующим «вид молодецкий и чуть придурковатый», – учился в университете и изобретал, как видите, в том числе и новое оружие на погибель врагам Отечества.

– Вот бы вся молодежь такая была, – довольно пробурчал Софиано. – Видите, господа, – обратился он к свите, – как надо действовать! Вот ты, Петруша, – заметил он давешнего адъютанта с лошадки, – возьми-ка это яйцо и метни, уж если статский может, то такой, как ты, молодец и подавно швырнет.

Петя, ни жив ни мертв, подошел к Панпушко, который объяснил ему порядок действий. Я заметил, что парень побледнел, когда ему вручили взрывающуюся игрушку. Панпушко еще раз сказал, что целиться не надо, главное, вытащи кольцо и сразу швырни вперед, куда подальше.

Петя кивнул головой, выдернул кольцо, молодецки размахнулся, и тут я увидел, что чугунное яйцо при замахе вылетело у него из руки и полетело назад, прямо на помост. С диким криком «Ложись!!!» я бросился к помосту, успев одновременно с брякнувшейся прямо под ноги генералу Софиано гранатой, оттолкнул генерала и столкнул гранату в окоп сзади. Туда, конечно, никто не удосужился прыгнуть, увидев упавшую на помост гранату – все так и остались стоять на ногах, хлопая глазами, за исключением генерал-фельдцейхмейстера Софиано, упавшего в грязную лужу от моего толчка. Вблизи в окопчике грохнуло не слабо, хотя звук был, естественно, приглушен землей.

Я поднялся и огляделся: свита уже вытаскивала из грязи Софиано, Панпушко прибежал и стоял возле помоста, не знал, что ему делать, – его начальник, генерал от артиллерии Демьяненко, сам допустивший нештатную ситуацию на показе и вмешавшийся в сценарий (зачем ему было посылать меня метать гранату, в результате чего получилось, что уж если шпак[115] метнул, то любой офицер сможет), в данный момент самолично отряхивал от грязи генерала Софиано. Адъютант с бледным лицом как стоял на позиции для метания, так и продолжал там стоять, хорошо еще, что руку опустил – а то была бы просто статуя из парка культуры «метатель чего-то там».

Наконец, Софиано выбрался из рук свиты, и я услышал генеральский рык во всей красе: досталось всем, а больше всего – мне, Панпушко тоже не забыли, прошлись по матушке по всем, включая и бомбы.