Раздался выстрел, и, подбежав, увидел лежащее на земле тело. Судя по офицерскому мундиру, это был Львов. Не пряча пистолет, подбежал, думая, что он ранен, за мной топал сапогами жандарм. Все было кончено: пуля пробила лопатку и застряла где-то в области сердца. Я перевернул труп, чтобы глянуть в лицо покойника, а вдруг это все же не Львов! Нет, при свете фонаря я узнал его, лицо его было спокойно, а глаза открыты, я закрыл покойнику глаза и сказал жандарму, что можно вызывать полицию.
– Зачем полицию, – удивился жандарм, – дело государственное, жандармское – нападение на денежный обоз. Казак его охранял, так что должен был пресечь действия грабителя, что и сделал, еще награду получит.
Посмотрели телегу, ящики вывалились, но не разбились, а вот их количество можно узнать только при погрузке, сойдется ли ведомость у интенданта: что было загружено в казарме и что разгружено на пароходе в оружейке… Один из казаков поехал за дополнительной телегой и вскоре вернулся еще с одним жандармом и ломовой телегой. Казаки начали складывать ящики, а я поинтересовался у биндюжника, знает ли он убитого возчика? Биндюжник ответил, что не знает – этот мужик только пару дней назад к их артели прибился, я попросил артельного подойти, если он знает убитого, но и артельный не знал откуда он и кто (врет наверно, жандармов боится, вдруг я им передам). Когда все погрузили в трюм, спросил у интенданта сошлось ли количество денежных ящиков. Мы еще раз пересчитали их вдвоем, а потом закрыли оружейку на три замка, интендант опечатал ее своей печатью, а я своей, то есть добровольческой. Выставили у оружейки часового и пошли отдыхать, отпустив казаков, оставив только дежурную смену часовых, было слышно, как казаки, усаживаясь в седла, обсуждали ночной инцидент.
Был четвёртый час ночи, я с Титовым уже устроились в своих каютах второго класса. Мне, как начальнику, полагалась отдельная каюта, офицеры будут жить по двое, Титов занимает каюту вместе с доктором, унтера – тоже во втором классе, но по четыре человека на двухъярусных койках. Исключение – вдвоем едут фельдшер и мой денщик, так как надо куда-то разложить медицинские ящики, в дороге они могут понадобиться и должны быть под рукой. Туда уже отправился мой денщик, развесив и разложив в моей каюте привезенные с квартиры вещи – мы уже расплатились и выехали. Нижние чины располагались в третьем классе, в трюме, в больших отсеках с трехъярусными койками, говорят, эти отсеки используют для перевозки переселенцев на Дальний Восток. Отсеки 3 класса, располагаются рядом с конюшнями и складом фуража, что, конечно, удобно для переселенцев, ухаживающих в пути за своим скотом. Кроме нас, на пароходе остались артиллерийские фуражиры, что будут ухаживать за лошадьми. Казаки пойдут в конном строю, поэтому они отправились ночевать в казарму. Утром началась суета, стали появляться пассажиры, только я успел с помощью денщика Артамонова привести себя в порядок и сменить сорочку пришлось поплескаться в большом тазу, и Иван Ефремович слил мне из большой кружки на загривок заранее подогретую им воду. Поблагодарив старого служаку, сказал, что дальше я справлюсь сам. Пока одел вицмундир и отправился на завтрак. Стали подтягиваться участники экспедиции, у которых не было личного состава (те оставались в казарме или уже выехали на пароход) занимая отведенные для них каюты. Вот появился интендант Титов, не выспавшийся и уставший, с черными кругами под глазами, которые не могли замаскировать даже круглые очки, потом я увидел доктора, еще позже появился румяный и улыбающийся шабс-капитан Главного Штаба Букин. Вот кого надо загрузить работой, а то получится как с Львовым, а не назначить ли его командовать добровольцами, они и топографическую съемку помогут ему сделать, черновские рудознатцы уж точно лучше разбираются в горах, чем артиллеристы Штакельберга.
– Вы позволите, Александр Павлович, – попросил разрешения присесть за мой столик Букин, – ходят всякие слухи о ночном происшествии со Львовым, не будете ли так любезны прояснить их.
– Уважаемый Андрей Иванович, ответил я Букину, слухами я не занимаюсь, одно могу сказать, что человека, называвшего себя поручиком Львовым, вы больше не увидите. Идет следствие и я не могу голословно обвинять или оправдывать этого человека. Букин вроде как обиделся и замолчал.