Господин изобретатель. Часть III

Поняв, что больше из плена мы никого не выручим, пошел в лазарет и попросил Артамонова отдать мою полевую песочную форму освобожденному из плена офицеру и попросить кого из казаков, чтоб его подстригли и побрили. Потом обрадовал Абу-Салеха, что за ним приехали от отца и я отпускаю его. Салех поблагодарил, сказал, что он рад, что встретил такого благородного, честного и храброго человека, оказавшегося еще и искусным лекарем. Еще позавчера я всем затянул швы, посыпав раны СЦ и сказал принцу, чтобы его лекарь через две недели разрезал нитки и вытащил их. Салех предложил побрататься, на что я согласился. Тогда он взял нож (оказывается у него под халатом всегда был немаленький такой кинжал и сказал пленным слугам, чтобы налили из чайника воды. Надрезав на предплечье кожу он стряхнул несколько капель крови в кружку с водой и передал кинжал мне, я сделал тоже самое, после чего Салех разболтал воду в кружке и выпил половину, а вторую половину протянул мне. Я тоже выпил, после чего мы приложили порезы наших рук друг к другу и подержали. После этого Салех сказал, что теперь мы побратались на крови, а эти узы сильнее чем у родных братьев, потому что родной брат может оказаться не воином, а ишаком, а кровный побратим – нет, его выбирают и не каждому такая честь оказывается. Я поблагодарил и он тоже наклонил голову в знак признательности. Потом подошел к оберсту и сказал, пусть напишет для передачи по своим каналам три вопроса для человека, которого они держат в тюрьме: «Первый вопрос: Что я сказал в мансарде майору? – указать первые буквы трех слов; Второй вопрос: Как имя человека, в убийстве которого он меня подозревал?; Третий вопрос:. Название отеля, где я останавливался и в ресторане которого мы часто обедали?» Чем быстрее я получу ответы, тем быстрее Салех снова увидит Шлоссера у себя на службе. Салех сказал, что сразу же отправит гонца на телеграф в Джибути, а ответ передаст в Харар через отцов-капуцинов, которые здесь держат почту и курьеров.

Потом слуги подняли Салеха на носилках и понесли к посланцу отца. Увидев молодого шейха, все прибывшие разразились криками во славу Аллаха, а посол показал на мешки из кожи, лежащие в стороне, сказав, что там деньги. Мы подошли, он развязал горловину и я убедился, что в трех мешках серебро, видимо, по 10 тысяч талеров[49]

, пересчитывать не буду, а в двух мешочках поменьше, но тоже тяжелых – золотые монеты. Взяв пленных носильщиков, я перенес мешки в свою палатку, потом дал им за помощь по талеру и отпустил, сказав, что они свободны. Посмотрел, что за монетки: талеры, они талеры и есть, а вот золото было самое разнообразное – от соверенов с королевой Викторией в разном возрасте, в зависимости от года чеканки до итальянских лир с профилем короля Умберто I. Взял несколько монет разного веса и номинала и опечатал мешки своей печатью. Потом попросил Артамонова обшить их рогожей и тоже опечатал. После чего попросил казаков отнести и принять под охрану. Проходя мимо источника, увидел, как слуги погружают в него на простыне шейха – не хватало еще, чтобы рану замочили. Объяснил Салеху, что надо сказать его докторам и как надо ухаживать за раной еще две недели, а перелом будет срастаться два месяца, потом можно ходить сначала с костылями, а потом – с палкой, еще через два месяца после этого он будет ходить уже без палки.

Пришел подстриженный, чистый и уже накормленный Лаврентьев, много расспрашивал о новостях в России. Я сказал, что Агеев был в Берлине и попал в перестрелку, но, возможно он в плену и я обменяю его на немца, которого везу с собой, это военный советник, полковник германского Генштаба. Уверен, что немцы пойдут на это, тем более, мне удалось как-то вытянуть из Шлоссера, они только догадываются, что Агеев – русский, а на кого он реально работал, они не знают. Я же придерживаюсь версии, что Агеев – просто мой друг и его освобождение – мой личный интерес. Спросил, как мне удалось так вырасти в звании, на что я совершенно искренне ответил, что вообще подал в отставку, когда разведочным отделом стал руководить другой, неприятный мне человек, но был вызван в Гатчину и получил от Государя приказ организовать миссию к Менелику. Судя по всему, Лаврентьев мне не поверил, считая ловким карьеристом, ну да ладно, что мне, детей с ним крестить, что ли! Лучше пойду к Маше…

На следующий день мы опять двинулись в путь, теперь уже с развернутым посольским флагом. Дорога пролегала через настоящий лес, по бокам росли мимозы, и еще в чаще были видны какие-то цветы, все благоухало и воздух уже не был таким жарким. В воздухе летали птицы, из которых я узнал только мелких попугайчиков. Казаки крутили головами и говорили, что после пустыни место прямо райское. Дорога шла постепенно вверх, поднимаясь в горы, появились хвойные деревья, вроде сосен с длинными иголками и какой-то местный пирамидальный можжевельник, земля была покрыта короткой травкой.