Господин изобретатель. Часть III

Я сказал, что никакой бумаги и разрешения на то, чтобы все забирать, не давал. Бумага с моей подписью была только на то, чтобы есаул Лаврентьев проехал по Абиссинии, направляясь в лагерь Гоуани на реке Аваш и все. Про приказ Менелика я не знаю, попросил их оставаться на месте, а сам поскакал в голову колонны, спросить раса, как узнать, был ли такой приказ и куда отправлен мой обоз. Вот тебе и Лаврентьев, знал бы, что так получится, стал бы я его из ямы освобождать, сидел бы там, пока не сдох!

Доехал до раса, объяснил ему ситуацию. Рас, конечно, не знал ни о каком приказе относительно моего обоза и решил было отправить пару сотен гвардейцев поймать вора, но я уговорил его не делать этого: во-первых, мы не знаем, может и был приказ Негуса Менелика; во-вторых – никуда из Абиссинии Лаврентьев не денется; и в-третьих, может случится перестрелка, погоню примут за разбойников, а там семь пулеметов – положить две-три сотни всадников за минуту – им раз плюнуть.

– Как семь пулеметов, я думал, что все они – здесь, – возбудился Мэконнын, – их надо срочно забрать, пока их не сломали или не расстреляли все патроны.

Объяснил, что пулеметы и орудия – дар царя негусу, а 50 винтовок с патронами, гранаты, два ящика взрывчатки, снаряжение и много еще чего – это мое личное имущество. Но сейчас меня, прежде всего, волнуют мои люди, голодные и брошенные всеми на дороге. Мэконнын успокоил меня, сказав, что пошлет им еду и пусть подождут два дня – в Харар пойдет пустой караван за новыми припасами и моих людей заберут туда. Я сказал, что поскольку все они – мастеровые и часть разбирается в сельском хозяйстве, то может поселить их на землях, где они могли бы заниматься привычным делом. Кроме того среди них – пятеро рудознатцев, которые могли бы оценить перспективы золотодобычи, о чем мы уже говорили. Тогда я могу поручиться, что увеличу добычу золота на принадлежащих расу землях, так чтобы нам обоим это было бы выгодно.

Вот эта новость о рудознатцах больше всего заинтересовала раса и он сказал, что найдет возможность поселить мой отряд там, где мы встречались с кочевниками и махдистами: чуть дальше от этого места по реке Аваш моют золото, а места вокруг изобилуют дичью и имеют тучную почву, которая пригодна для выращивания всего, что здесь растет, разве что кофейное дерево и хлопчатник требуют немного других условий, но их плантации еще дальше на запад. Я ответил, что выращивание кофе и хлопка непривычно русским, а зерновые культуры и овощи они посадят. Так и договорились, моим людям помогут построить дома и распахать землю, а золотодобытчики беспрепятственно могут исследовать окрестности. Рас озаботится, чтобы местный шум обеспечил их всем необходимым и дал охрану. Я поблагодарил, взял денег из своего ящика и поспешил к страдальцам. Когда приехал, они сидели вокруг костра и ели из мисок похлебку. Я рассказал им про новости, что их отвезут на благодатные земли, где они могут попробовать вести хозяйство. Война их не коснется, а обижать их никто не будет – местному начальнику будут даны на этот счет указания. Через пару-тройку дней туда пойдет караван и вас заберет, денег за дорогу платить не надо. Вообще ни за что платить не надо – говорите, что за все им заплатит рас Мэконнын и от вас сразу отстанут – его здесь как огня боятся.

Потом отозвал в сторонку Павлова и он мне рассказал всю их эпопею, как не было воды и они буквально побирались с бурдюками по Джибути – больше всех помог католический священник, он бесплатно разрешил пользоваться его колодцем, а остальные арабы и французы ломили сумасшедшие деньги. Потом рассказал, как болели, но, к счастью наш пароход привез госпиталь и врачи многих просто спасли от неминуемой смерти. Трое добровольцев, не выдержав африканских условий, уехали в Россию на Дальний Восток с пароходом, что привез госпиталь. Потом пришли верблюды, потому что к тому времени осталось в живых только два десятка мулов, как начальник госпиталя чуть не убил французского консула за издевательство над русскими и грозился написать в русские и французские газеты, после чего консула бы вышвырнули со службы без всякой надежды на пенсион.

– А что, фон Штакельберг, не мог ему того же пообещать? – спросил я артельщика.

– Да что вы, батюшка Александр Павлович! Он, как его Михалыч с животом слег, совсем руки опустил и его офицеры тоже, они же по хозяйству ничего не понимают, думают, что булки на деревьях растут. Вот так все и развалилось. Интендант долго держался, без него совсем бы концы отдали, да и он потом заболел, но поправился быстро, молодой все же. Это Титыч с начальником госпиталя «обработали» железнодорожников так, что они каждый день стали цистерну воды привозить, она уже и не нужна была в таком-то количестве, лошадей и мулов уже не было, так что нам одной бочки на три дня хватало, даже баню в госпитале устроили и постирались перед уходом каравана.