Дыба. Примитивная средневековая дыба с незначительными усовершенствованиями. Дирк осторожно напряг мышцы и вынужден был признать, что придумано ловко. Вытянутые над головой руки были бессильны найти точку приложения силы. Болтаясь всего в нескольких сантиметрах над землей, он был беспомощен, как коровья туша, подвешенная в забойном цеху.
Доспехов на нем не было. Значит, сняли. Хотя могли бы отрубить голову на месте или затыкать ножами. Даже форму срезали, оставив только тонкие кальсоны. Доспехи он и в самом деле заметил лежащими в углу. Когда-то грозные и вызывающие невольный страх, теперь они были лишь грудой серых пластин. Рядом с ними валялась массивная палица, обтянутая кожаными солдатскими ремнями. «Так вот чем меня приложили, — запоздало подумал Дирк, — Это они хорошо сообразили. Наверно, не в первый раз…»
— Зашевелился, — сказал кто-то неподалеку, — Дергаться начал, падаль. Пауль, Людвиг!..
Дирк мысленно ругнулся. Ему стоило хорошо осмотреться, прежде чем подавать признаки жизни. Как и многие «Висельники», он неважно видел в темноте — следствие постепенного разрушения сетчатки глаз.
Острыми электрическими звездами вспыхнули сразу несколько фонариков. В их резком свете Дирк разглядел четыре силуэта, угловатых, как если бы они были вырезаны из бумаги. Все четверо были вооружены, это он разобрал сразу. Но не винтовками или карабинами, а короткими дубинками вроде той, что валялась в углу, лопатками и мотками колючей проволоки. Даже гранат, и тех не было. Интересный арсенал. Значит, шли не воевать, а охотиться. И, кажется, этой ночью им повезло с добычей.
Наверно, ему стоило что-то сказать.
— Я — унтер-офицер второго взвода штурмовой роты «Веселые Висельники» — язык немного заплетался, да и положение тела было не самым удобным для разговора, — Меня зовут Дирк Корф. Я не знаю, кто вы, господа, но мне кажется, что вы здорово ошиблись.
— Падаль пасть разевает, — буркнул тот, что стоял ближе всех, — Заткнись, слышишь? Унтер-офицер… Мясо ты гнилое, мертвяк тифозный. Пауль, сколько на часах?
— Четыре пятнадцать, — отозвался другой.
— Мало времени.
— Успеем. Больше часа не понадобится.
— Это смотря как…
Дирк прислушался к собственным ощущениям и с облегчением понял, что страха он не испытывает. Ему ведь представлялось что-то такое. И больше всего он опасался не того, что будет боль — боль навсегда покинула его — а того, что испугается. Глупое тело всегда боится таких вещей. А еще своим страхом он доставит им удовольствие. Этого делать не следовало. Страха не было, только тяжелый слизкий ком отвращения раздулся в желудке.
— Если не хотите считать меня офицером, воля ваша, — сказал он небрежно, — Но вам придется считаться с тем, что я — собственность Ордена Тоттмейстеров. Вы знаете, что тоттмейстеры обычно делают с теми, кто покушается на их собственность?
Это заставило их задуматься. Но ненадолго.
— Тут твоих тоттмейстеров власти нету, — удовлетворенно осклабился один из пехотинцев, — И смертоед твой нам не указ. Тут оберст командует, понял, падаль? Пока твои тоттмейстеры у себя в замке мертвячек сношают!..
Все засмеялись. Смех был хриплый, как треск ржавой пружины, которую заводят невидимым ключом. В какой-то мере так и было. Люди, похитившие его, хотели завести себя. Для того, что они готовились сделать, без должного завода духа не хватит сил даже у самого выдержанного фронтовика.
— Не худо вы тебе ваткнуться, мясо гвилое, — человек, подошедший к нему поближе, отчаянно шепелявил. И Дирк уже достаточно привык к яркому свету, чтобы понять, отчего — нижняя челюсть его распухла, разбитые губы вздулись язвами, а в передних зубах зияли хорошо заметные пустоты.
«А у Крамера хороший удар, — рассеянно подумал Дирк, глядя в незнакомое лицо и пытаясь отыскать в нем какие-то чувства, кроме звенящей от напряжения ненависти, исказившей и так изуродованные черты, — Жаль, он не расстрелял этого ублюдка, когда была возможность».
— Перерезать ему шею, Людвиг? — его товарищ сноровисто извлек нож и подошел ближе. Электрический свет заплясал желтыми искрами на полированной стали, — Молчаливые покойники нравятся мне куда больше.
Людвиг, к которому он обращался, тоже был неподалеку. Он у них, видно, был за старшего. Дирк мог бы угадать это и без слов, того выдавала даже поза, манера держаться и особенная, присущая только вожакам, сдержанность. Все вожаки похожи друг на друга, такая уж порода. Из безликой серости солдатских шеренг их выделяет какая-то хищная собранность, в которой угадывается гул затаенной энергии.
— Не надо резать, — рассудительно сказал тот, кого они называли Людвигом, — Надобности нет, ребята. Кричать он тут может в свое мертвячье удовольствие, разве что крыс всполошит… Хочешь покричать, покойник?