Господин мертвец. Том 1

Хладнокровие не изменило Хельмуту и в последний день его службы в Чумном Легионе. Убедившись, что от его тела осталось меньше, чем обычно кладут в могилу, он лишь криво усмехнулся, а потом со своим прежним спокойствием попросил всех «висельников», находившихся в казарме, выйти на минуту. И все вышли, хоть и понимали, что это означает. Обратно они вернулись только после того, как услышали негромкий одиночный хлопок «вальтера». Хельмут лежал посреди казармы с пистолетом в руке и глядел в потолок – такой же спокойный, каким был всю жизнь. Записки он не оставил. Мертвецы не пишут прощальных писем.

Дирк несколько раз сжал и разжал пальцы правой руки. Они слушались, и это оставляло надежду, что тело под доспехом цело. В любом случае убедиться в этом он сможет не скоро. Только потом он обратил внимание на то, что шум рукопашной стих. Он больше не слышал звона металла, криков, выстрелов и прочих звуков, которые обычно сопровождают траншейную резню. Возможно, бой уже закончился, пока он лежал. Дирк попытался встать и обнаружил, что на нем лежит мертвый француз в рваном мундире. В этом не было ничего странного – все пространство батареи было завалено мертвецами в серо-синей форме, во многих местах тела образовывали настоящие курганы, из которых торчали обнаженные, запачканные землей руки, поникшие головы с пустыми лицами или бесформенные части тела, своим видом уже не напоминающие людей. Дирк скосил глаза, чтобы увидеть орудия, и облегченно вздохнул – все три «Гочкисса» лишились замков и панорам, а стволы выглядели неестественно вздувшимися. Значит, хотя бы эту задачу штурмовая группа выполнила. Но черт подери, сколько же тут покойников!..

Дирк спихнул с себя мертвеца, какого-то дородного капрала со сплющенным виском, из-за которого один глаз казался удивленным и насмешливым, и почти сразу ощутил движение возле себя. Он попытался схватить лежащий рядом чей-то нож, но в следующее мгновение с облегчением вздохнул: нависшее над ним лицо принадлежало Жареному Курту и выражало озабоченность – в той мере, в какой были способны опаленные адским пламенем мимические мышцы.

– Слава богу, – сказал «висельник», протягивая ему руку, чтобы помочь подняться. – Вовремя вы нашлись, господин унтер. Мы уже стали бояться, не случилось ли с вами чего.

– И верно, случилось. Кажется, я немного простыл, пока лежал на мокрой земле. Я уже почти забыл, какова на вкус грязь Фландрии.

У Дирка не было настроения шутить, но после хорошей контузии поработать языком не лишнее. Если он заплетается или запаздывает, дело может быть плохо. Таких из Чумного Легиона комиссуют – Бергеру не нужны трясущиеся сломанные куклы, не способные выполнять его приказы. Но собственный голос показался ему живым и естественным, и ухмылка Жареного Курта лишь подтвердила это.

– Видел, как вы уложили эту свинью, – сказал он одобрительно, кивая в сторону выпотрошенной туши. – Ну и работенка была, никому не пожелаешь. Уж извините, что на помощь не пришли, нам самим в тот момент жарковато было.

Курт не лгал, напротив, то, что он обозначил как «жарковато», для любого другого бойца «Веселых Висельников» могло обозначать самую страшную в жизни сечу. Доспехи подчиненного служили лучшим доказательством – усеянные зарубками, вмятинами и отверстиями, они выглядели, как человеческий макет, который в течение долгого времени подвергался истязаниям на полигоне в качестве мишени. Даже на лице у Жареного Курта красовалась отметина: глубокий порез под правым глазом, оставленный, видимо, лезвием кинжала, которое успело войти в глазницу шлема.

– Все в порядке, – сказал Дирк, поднимаясь с его помощью. – Мне не нужна была помощь. Хотя, справедливости ради, это самый здоровенный лягушатник из всех, что мне приходилось видеть в своей жизни. Осталось от него не многое, но гляньте хотя бы на его ноги!

– Этим вечером в аду будет знатная суматоха, бесам придется найти сковородку подходящего размера, а это будет непросто!

– Жуткий тип, – сказал одноглазый Юльке, с отвращением разглядывая оторванную кисть, окажись в которой его голова, она показалась бы не крупнее грецкого ореха. – И совершенно нечеловеческое строение, вот что интересно. Хотел бы я знать, какая сила его изуродовала.

– Жизнь.

Голос был сухой и хриплый, его обладатель редко пользовался им, и голосовые связки успели частично атрофироваться.

– В каком смысле?

– Жизнь, – повторил Мертвый Майор недовольно.

Примостившись на груде мешков, он вытирал лезвие топора куском какой-то тряпки. Шлем он тоже снял, но лицо его было не эмоциональнее стального забрала – сухое, под стать голосу, обтянутое тонкой коричневой кожей с мелкой насечкой из морщин и застаревших шрамов. Дирку не вовремя подумалось, что лицо у Мертвого Майора похоже на предмет, который на долгое время положили в шкаф. Ненужный предмет, годами покрывающийся пылью и извлекаемый лишь изредка. Живыми на этом лице казались лишь глаза. Насмешливые, ясные, они обладали свойством оглушать собеседника, сбивать с мысли, путаться. Юльке спросил, какая сила изуродовала этого парня.