— Как нет? Однажды на приеме тебя представили мисс Кимико Хирота, сотруднице посольства Японии, вы с ней уселись в уголке, более часа беседовали о поэтах, самураях, живописи на шелку и искусстве составлять букеты… В конце концов вы обнаружили, что у вас родственные души, подружились, она стала каждую неделю посылать тебе хайку, а ты ей отвечаешь тем же. Так что же это, как не роман?
— Пожелать мисс Хирота было бы столь же абсурдно, как пожелать фарфоровую куклу.
— Не забывай, что японские транзисторы маленькие и изящные, но ни в чем не уступают любому западному приемнику…
Пабло улыбнулся.
— И все же наши отношения чисто платонические.
Клэр состроила скептическую гримасу.
— В душе ты закоренелая расистка! — сказал Пабло.
— Я расистка? Да если бы я была расисткой, я бы ни минуты не вытерпела вас, индейцев. — Немного помолчав, она примирительно спросила: — Так что же было в сегодняшнем хайку?
Пабло взял листок почтовой бумаги цвета сухой листвы и прочел строки, написанные круглым детским почерком мисс Хирота.
Клэр, склонив голову, полузакрыла глаза, она не знала, понравились ей эти стихи или нет.
— Ты уже послал ответ?
— Нет. Сегодня я склонен скорее к харакири, чем к хайку.
Клэр рассмеялась. Оба закурили и несколько минут молча пускали дым.
Клэр указала на картонную папку с пачкой напечатанных на машинке листов.
— Ну и как?
Это была рукопись диссертации «Республика Сакраменто» Гленды Доремус, студентки Джорджтаунского университета. Полмесяца назад она обратилась к Пабло с просьбой прочитать ее работу и высказать свое суждение.
— Автор интереснее, чем диссертация.
— Это я заметила. И еще заметила по твоим глазам, Пабло, что девушка тебе понравилась. Ручаюсь, что и она не осталась безразличной к твоему латинскому обаянию.
Он наморщил лоб.
— Ты думаешь?
Мой инстинкт никогда меня не обманывает. Насчет японочки я, конечно, шутила. Но американка вызывает у меня тревогу.
— Это ревность, Клэр?
Скрестив руки на груди, она взглянула на приятеля.
— Была бы я моложе лет на двадцать пять, я бы тоже вступила в игру.
— Никакой игры нет.
Клэр решила переменить тему:
— Ладно, приготовься к жертвоприношению. Шеф ждет…
— Ну его к черту!
— Дон Габриэль Элиодоро весьма расположен к тебе, он мне сам вчера сказал об этом. Отзывался о тебе в высшей степени похвально. По-моему, ты ему вместо сына, которого ему бог не дал. У него ведь целая куча девочек, пять, кажется, и ни одного мальчика. Очень сожалею, но нужно тебе это или нет, ты обрел второго отца.
— С меня хватит и одного. Даже он иногда слишком меня обременяет.
Клэр с осуждением показала на конверт с красными и желтыми полосами, лежавший в ящике с нераспечатанной корреспонденцией.
— Что с тобой, мой мальчик? Два дня назад я принесла тебе письмо от матери, а ты до сих пор не удосужился его прочитать…
Пабло замялся.
— Я посмотрел конверт на свет, там как будто чек.
— Тебе пора!
Он поднялся, подошел к окну и, положив руки в карманы, стал смотреть на улицу.
— Я устал от этого фарса, Клэр, от этого маскарада. Мне надоело улыбаться этому мошеннику Угарте, притворяться, будто я не знаю, что он распутник, убийца и самый заурядный мошенник. Мне надоело выносить чванство офицеров, полагающих, будто мундир носят только избранные. Надоело выбирать слова и жесты, чтобы не задеть чувствительность господина министра-советника и не разбередить раны бедняги Виванко. И особенно — ты знаешь — меня тяготят мои доклады в клубах и университетах, где я вынужден говорить полуправду или чистую ложь о своей стране, дабы создавать легенду о нашей мнимой демократии. Все это унижает меня в собственных глазах.
Огилвита уселась, скрестив свои толстые, неуклюжие, непропорционально большие ноги. А Ортега продолжал:
— Так что же делать, посоветуй. Где выход?
— Откуда мне знать, если ты никогда не освещал мне этот вопрос полностью.
— Хорошо, сейчас я сообщу тебе все данные.
Он схватил номер «Вашингтон пост», лежавший на металлическом шкафчике с картотекой, и помахал им перед Клэр.
— Ты уже прочла письмо доктора Гриса, опубликованное сегодня?
Огилвита кивнула. Профессор Леонардо Грис, бывший министр просвещения в правительстве Хулио Морено, эмигрировавший в Вашингтон два года назад, часто выступал в местных клубах и колледжах с докладами, разоблачающими теперешнее правительство Сакраменто, а также обращался к редакторам наиболее влиятельных газет с письмами, в которых называл Хувентино Карреру жестоким и продажным тираном. Письмо, опубликованное сегодня, содержало нападки на Габриэля Элиодоро Альварадо как «соучастника в преступлениях диктатора, его кума».
— Я расскажу тебе сейчас одну историю, и ты поймешь, почему я заблудился в этом лабиринте…
Светлые глаза секретарши были устремлены на Пабло, и, как всегда, когда Клэр волновалась, она с шумом втягивала в себя воздух.