Господин посол

Ну вот, внесла она лампу, взглянула на нас, на детей, а потом пошла на кухню. А там, на кухне, между раковиной и шкафом, свернулась гремучая змея добрых пяти футов в длину, и смотрела на неё маленькими дырками в голове, где у них глаза. Кухня была маленькой, и змея была совсем близко - просто рукой подать. Мама потом никогда не могла объяснить, бросила она лампу в змею или просто выронила, но что случилось, то случилось.. Дом вспыхнул и сгорел дотла. Из огня она спасла только нас, детей.

Вернулся отец. Тут уже сбежались все соседи. Отец был пьян. Он посмотрел на пепелище, послушал сбивчивый рассказ мамы, потом пошел, срезал длинную, гибкую палку и принялся её лупить. Кричал, что она спалила дом по дурости. Что она просто выдумала историю про змею, чтобы оправдаться. И бил её той палкой. Бил по ногам и по спине, пока не потекла кровь, а она все кричала и пыталась вырваться.

Соседи просто смотрели. Никто не дернулся его остановить. Я до сих пор слышу её крик, Пэтти. И в эту самую минуту тоже.

Когда разрыли пепел, нашли скелет змеи, как раз где мама говорила под раковиной. Но мой отец так и не извинился. Так и не признал свою неправоту.

Фрэнк изорвал остатки снимка в клочья и выкинул в пепельницу.

- Когда я вырос, больше всего мне хотелось вернуться, найти старика и посчитаться за мать. В мыслях я убивал его тысячи раз. Думаю, именно это называется эдиповым комплексом. Сукин сын умер, когда я был в Германии. Умер своей смертью. Когда пришло извещение, я сидел в военной тюрьме. Мне его принес священник. Я позволил ему отработать по полной программе, позволил ему молиться за меня и держать меня за руку. Я действительно был несчастен, что это случилось.

Еще в самом начале истории он кивнул бармену, и два бокала уже ждали на столе. Первый он осушил одним глотком и дважды жадно глотнул из второго.

- Тяжелые воспоминания, - кивнула Патрисия.

- Там, в той глуши, мама ходила в маленькую баптистскую церковь. Каждую осень там устраивали так называемые дни сбора урожая. В одно из воскресений каждый приносил в церковь то, что мог - одежду, одеяла, еду. По большей части это была еда, фрукты и овощи. Там собирают целые запасы, и в понедельник дети со священником разносят их старым и немощным. Так что не все воспоминания таковы.

- А я не помню, как мы жили, - вздохнула Патрисия.

Он заграбастал её руку и выдавил сквозь стиснутые зубы:

- Ты вообще про все забудешь, если не перестанешь колоться!

Она попробовала вырваться, но не смогла. Тогда сердито фыркнула:

- Это мое дело.

- Это не твое дело, - выпалил он. - Это мое дело. Дело Марка, Памелы, Джуди. Джоша.

- Я свою часть делаю.

- Конечно. Даже больше. Но долго ты продержишься? Долго мы сможем тебе доверять? Ты сядешь на иглу, Патрисия.

- Я понемногу, - оправдывалась она, пытаясь вырвать руку.

Он провел пальцем по её предплечью, по отметинам от иглы.

- Сколько ты колешь? Ты хоть знаешь?

Она сердито возразила:

- Да, я знаю точно, сколько я колю.

- И считаешь, ничего не случится, да?

- Пока же не случилось!

- Не обманывай себя. Посмотри на свою руку, Патрисия. Ты даже не до конца понимаешь... Посмотри на нее. Это видит каждый.

Она вырвалась из его хватки.

- Кто ты такой, чтобы меня учить?

Фрэнк покачал головой.

- Какая разница? Ты себя губишь, Пэтти. Я знал много ребят, которые баловались разными такими штуками, но не видел ни одного, кто смог бы бросить. Ты умная девочка. У тебя достает воли и всего остального. Но ещё немного - и тебя не хватит, чтобы бросить. Никого на это не хватает, и ты будешь не первой.

Патрисия не отрываясь, тяжело дыша, смотрела на Фрэнка, и ярость уходила из нее.

- Ладно, - сдалась она. - Сейчас не лучшее время говорить об этом. Ничем другим теперь мне не помочь.

- Помочь в чем?

Она сглотнула.

- Помочь пройти через... через то, что мы собираемся делать. Правда. Я... мне нужна помощь.

Фрэнк от души хлебнул виски и ан выдохе спросил:

- Как только я с вами связался?

- Я смотрю на... нашу затею как на поворотный пункт, вяло оправдывалась она, и ему приходилось читать по губам, чтобы разобрать слова. - То есть, после неё все будет по-другому. Все. Может быть, намного хуже. Хотя надеюсь, что намного лучше. Если бы только я могла через это пройти... я знаю, продолжать колоться невозможно. Но сейчас бросить я не могу.

- Дьявол, да какая здесь логика?

- На этой штуке завязана вся моя жизнь, Фрэнк. Вся моя жизнь. Я в это верю. И готова воспользоваться случаем. Но я не могу избавиться от мысли, что мы можем ошибаться. Во всем. И в самом главном. Мы можем все блестяще провернуть, но это ничего не изменит. Вот о чем мне приходится думать. Поэтому мне надо с этим смириться, смириться и пережить. Можешь ты понять?

Фрэнк покачал головой.

10 сентября

Когда Фрэнк добрался до квартиры на 52-й, Марк, Памела и Джуди уже сидели в гостиной, сосредоточенно дымили самокрутками и казались расслабленными и умиротворенными.

Джуди в рваных шортах и мужской армейской рубашке сидела на корточках.

- Эй, малышка, - Фрэнк игриво взъерошил ей волосы. - Что я говорил тебе насчет появления здесь в таком виде? А?