Господин посол

- Однажды я почувствовал себя плохо, у меня был жар, перемежавшийся с ознобом, но я ничего не сказал Эльвире. Она, как обычно, сидела у окна. Я слышал, как мужчины останавливались, торговались с нею и уходили. Но вот один решил подняться. Эльвира сделала мне знак. Я едва добрался до чердака и улегся на одну из балок... Все тело ломило, меня била дрожь, наверно, начинался бред... А может, я уснул и все дальнейшее видел во сне. Вошел клиент. По голосу он мне показался человеком уже немолодым. Он разделся и потребовал, чтобы Эльвира тоже сняла с себя все. Я услышал, как скрипнула кровать, потом мужчина что-то сказал, я понял, что он хочет, чтобы Эльвира о чем-то попросила его...

- О чем же?

- Чтобы он сделал ей ребенка. Она ответила: "Не дури, давай побыстрее". Но мужчина настаивал: "Я прибавлю две луны, если ты попросишь, чтобы я сделал тебе ребенка". Она не соглашалась: "Зачем? Я не хочу никакого ребенка". - "Но ведь это просто так, мне так больше нравится. Я добавлю пять лун, если ты скажешь: "Сделай мне ребенка!"" Едва преодолевая неловкость, Эльвира начала повторять эти слова. И вдруг меня захлестнули ненависть и отвращение к этому мужчине и особенно к его голосу. "Скажи еще раз: "Сделай мне ребенка!" Еще..." И Эльвира со смехом говорила. А мужчина рычал, как животное.

Краем простыни Габриэль вытер вспотевший лоб.

- Я не помню точно, что произошло. Все вокруг было словно в тумане. Я как будто сбежал с чердака, бросился на мужчину, который лежал с Эльвирой, и всадил ему в спину нож... Он закричал, Эльвира тоже. Я понял, что пропал, что единственное мое спасение - бежать... Я выбежал на улицу, свернул в первый же переулок и скрылся...

- По-твоему, это был сон?

- Не знаю. Когда рассвело, я был уже за городом, жар у меня спал, я был мокрый от пота, но со свежей головой. В кармане нашлось немного денег. Я сел на поезд и поехал в Соледад-дель-Мар, но соскочил, не дожидаясь, когда поезд подойдет к станции, и спрятался в зарослях. Пока было светло, я не мог появиться в городе, где меня все знали. Вечером я пошел к своему другу падре Каталино.

- И рассказал, что убил человека?

- Рассказал, но он убедил меня, что все это - плод больного воображения...

- Почему?

- Потому что ни на моей одежде, ни на моих руках мы не нашли ни единого пятнышка крови. И еще я хорошо помнил, что никакого ножа у меня не было.

Габриэль Элиодоро встал и направился в ванную; там он вытерся полотенцем, провел ароматическим карандашом под мышками и вернулся в комнату.

- Двое суток я прятался на церковной колокольне. Падре Каталино принес мне серро-эрмосские газеты за последние три дня, и ни в одной из них ни слова не было об убийстве в квартале проституток... Однажды ночью я выбрался из города, поднялся в горы и присоединился к партизанам Хувентино Карреры...

Американка улыбнулась.

- Допустим, это действительно было сном или бредом, и все же что ты почувствовал, когда ударил ножом этого человека?

- Что-то вроде радости, которую я испытал, впервые овладев женщиной... Только ощущение это было более резким и мгновенным...

Фрэнсис вдруг приникла к Габриэлю, жадно впилась в его губы; ее язык, подобно жалу, вошел в его рот, и, задыхаясь, как в схватке, они слились в неистовом объятии.

В это время Панчо Виванко нервно ходил по тротуару напротив посольства. Стояла удушающая жара, воздух был неподвижен, от камней и асфальта поднималось горячее влажное дыхание. Панчо чувствовал, что рубашка стала мокрая от пота и противно липнет к телу. Он то и дело проводил платком по лицу, поглядывая на два светящихся окна в верхнем этаже посольства. Там, в этой комнате, сейчас были Габриэль Элиодоро и его любовница-американка, а бедняжка Росалия мучается, сидя с распухшими и покрасневшими от слез глазами у немого телефона...

Виванко остановился, чтобы перевести дух, и, прислонясь к дереву, стал наблюдать за сторожем, совершавшим ночной обход парка.

Он пытался вообразить, что происходит сейчас в апартаментах посла, и со странным сладострастием представлял не только наготу американки, но и обнаженного Габриэля Элиодоро. Сначала он воображал себя послом, ласкающим Фрэнсис, потом женщиной, которую обнимает этот великан. Вот он всаживает нож ему в шею и выпускает из него кровь, как из борова. Кровяные колбасы! А вот кровяные колбасы! Две луны за штуку! Кровяные колбасы! И когда этот боров потеряет сознание и станет белым как мел, он, Франсиско Виванко, воскликнет: "Это тебе за зло, что ты нам причинил!"