Господин Пунтила и его слуга Матти

Пунтила. Значит, ты потому потерял место, что там работников плохо кормили? Уважаю за то, что любишь покушать! Ты только води трактор как следует, не дерзи, воздай Пунтиле пунтилово, и все будет хорошо! У меня всего хватит, как дров в лесу! Договоримся! С Пунтилой легко договориться. (Поет.)

Ну зачем тебе, милашка, судиться со мной?

Мы ведь ладили в постели отлично с тобой.

Эх, рубил бы Пунтила с вами березы, корчевал бы поле, водил бы трактор! Да разве мне позволят? Надели на меня крахмальный воротничок, я об него уже два подбородка стер. "Папочке не пристало пахать, папочке не пристало щекотать девчонок, папочке не пристало с работниками кофе пить"! Нет, теперь папочке надоело, что ему все не пристало! Вот поеду в "Кургелу", сосватаю дочке дипломата, а потом сниму пиджак, сяду за стол, и к черту всякую опеку, пусть эта Клинкманша заткнется, я ее так прижму, что... А вам всем прибавлю жалованья - мир велик, лес у меня останется, всем хватит - и вам и хозяину "Пунтилы".

Матти (громко хохочет). Правильно. Вы только успокойтесь. И давайте разбудим господина судью, но только тихонечко, а то он с перепугу засудит нас лет на сто.

Пунтила. Но я должен быть уверен, что между нами нет пропасти! Ну скажи - нет между нами пропасти?

Матти. Раз вы так приказываете, господин Пунтила, значит, пропасти нет.

Пунтила. А о деньгах мы должны поговорить?

Maтти. Обязательно!

Пунтила. Фу, какая мелочность - говорить о деньгах!

Матти. Ну, тогда не надо.

Пунтила. Неверно! А почему бы, я тебя спрашиваю, почему бы нам и "е быть мелочными? Свободные мы люди или нет?

Матти. Нет.

Пунтила. Вот видишь! А раз мы свободные люди, значит, можем делать что хотим. Хотим быть мелочными - пожалуйста! Нам надо раздобыть приданое для моей единственной дочки, значит, надо все обдумать спокойно, трезво, то есть - пьяно! Есть две возможности: продать лес или продаться самому. Ты как посоветуешь?

Матти. Зачем себя продавать, если можно продать лес?

Пунтила. Как? Продать лес? Ну, я в тебе окончательно разочаровался! Да знаешь ли ты, что такое лес? Что это, по-твоему, - десять тысяч кубометров дров? Или это - зелень, радость людям? И ты хочешь продать зелень, радость! Как тебе не стыдно!

Матти. Ну, тогда продайте себя.

Пунтила. И ты, Брут! Неужели ты вправду хочешь, чтобы я себя продал?

Матти. Да кто вас купит?

Пунтила. Госпожа Клинкман.

Матти. Хозяйка "Кургелы"? Тетенька дипломата? Мы ведь к ней едем?

Пунтила. Она ко мне неравнодушна.

Матти. И вы хотите торговать своим телом? Какой ужас!

Пунтила. Ничего ужасного. Только вот свободы мне не будет, братец! И все-таки я собой пожертвую! Ну что я такое?

Матти. Это-то верно.

Судья (просыпается, шарит вокруг себя, звонит в воображаемый колокольчик). Прошу в зале суда соблюдать тишину!

Пунтила. Он думает - раз он спит, значит, он в суде. Братец, ты решил вопрос: теперь ясно, кому больше цена - такому лесу, как мой, или такому человеку, как я. Ты - замечательный малый. Вот, возьми мой бумажник, расплатись и спрячь, не то все равно потеряю. (Показывая на судью.) Поднять его и вынести! Все я теряю, лучше бы у меня ничего не было. Деньги воняют, запомни! Как я мечтаю, чтоб у меня ничего не было и мы с тобой брели бы пешком по нашей чудесной Финляндии, правда, можно и проехаться в какой-нибудь маленькой двухместной машине, неужели нам не накачали бы даром немножко бензина? А устанем - зайдем в кабачок, выпьем стаканчик, а за это наколем им дров - для тебя это раз плюнуть, братец мой.

Уходят. Матти тащит спящего судью.

II

Ева.

Сени в усадьбе "Кургела". Ева Пунтила ждет отца и ест шоколад. Атташе Эйно

Силакка показывается наверху, на лестнице. Он совсем сонный.

Ева. Представляю себе, как расстроена госпожа Клинкман.

Атташе. Моя тетушка никогда, не расстраивается надолго. Я еще раз справлялся по телефону. Говорят, мимо Кирхендорфа проехала машина и в ней двое что-то вопили.

Ева. Они! Я своего папашу узнаю из тысячи. Сразу понимаю, о ком речь. Если услышу, что кто-то гнался за батраком с плеткой или дарил бедной вдове машину, я сразу догадываюсь - это мой папочка!

Атташе. Но здесь он не у себя дома! Я боюсь только скандала. Я, может быть, плохо разбираюсь в арифметике и не помню, сколько литров молока мы посылаем в Каунас, - я сам молока не пью. Но у меня удивительный нюх. на скандалы. Когда атташе французского посольства в Лондоне после восьмой рюмки коньяку крикнул герцогине Кэтремпл, что она потаскушка, я сразу предсказал непременно будет скандал. И я оказался прав. Кажется, они! Знаешь, дорогая, я немного утомлен. Надеюсь, ты простишь, если я удалюсь к себе. (Поспешно уходит.)

Со страшным грохотом вваливаются Пунтила, Матти и судья.

Пунтила. А вот и мы. Только, пожалуйста, без церемоний. Не надо никого будить, мы разопьем в тесной компании бутылочку и ляжем спать. Ты счастлива?

Ева. Мы ждем вас третий день.

Пунтила. Да, нас задержали в дороге, но мы все привезли. Матти, снимай чемодан, надеюсь, ты ничего не разбил, не то мы тут помрем от жажды. Мы очень торопились, боялись, что ты заждалась.

Судья. Можно тебя поздравить, Ева?