Господин с кошкой

— Вы сейчас выходите? — спросила она сзади.

— Нет, нет, пожалуйста. — Он отодвинулся и в упор на нее посмотрел.

Родинка у верхней губы. Тонкая переносица. Зеленые глаза.

Это была не она.

Четверг, пятница, суббота

мамина дочка

Сидоров эту неделю болел и не ходил на работу. Днем в среду он прилег вздремнуть, а часов в пять проснулся от того, что в комнате кто-то был. Он осторожно приоткрыл глаза. У книжных полок, спиной к нему, стояла молодая женщина. Блондинка со среднемиленькой фигуркой. Она водила пальцем по корешкам книг. Сидоров помотал головой: сон, наверное. Он никому не давал ключи от своей квартиры, никогда.

Но она не исчезла. Продолжала ходить по комнате, видел Сидоров из-под ресниц. Вот она стала в профиль. И личико тоже миленькое. Лет двадцать пять, самое большее. Не накрашенная. В тонких очках. На столе стояла ее сумочка.

Сидоров кашлянул. Она повернулась к нему.

— Вы кто? — спросил он как можно веселее и сбросил плед: он был в одежде, в джинсах и просторной домашней рубашке.

— Не вставайте, — сказала она и вытащила из сумки пистолет. — Закройте глаза.

Сидоров почувствовал, что он не хочет вскакивать, выбивать оружие у нее из рук, бить окно, звать соседей или милицию. Он только спросил:

— Это правда?

— Да, — сказала она.

— Обязательно сегодня?

— Нет, не обязательно. — Она вытащила из сумки розовый ежедневник, ухватила ленточку закладки, раскрыла. — Ну, когда вы хотите?

— Давайте в понедельник, — сказал он.

— А почему? Я должна спросить почему. Так полагается.

— Сегодня среда, — сказал Сидоров. — Уже не считается. Я хочу, чтоб у меня было три чистых дня. Четверг, пятница, суббота. А в воскресенье я уже буду ждать. Можно?

— Пожалуйста. — Она спрятала в сумку пистолет и ежедневник. — До свидания.

И пошла к двери.

— Постойте! — крикнул Сидоров; она остановилась, обернулась. — А можно было попросить через месяц?

— Можно было, — сказала она. — Максимум сорок дней.

— А сейчас, значит, уже нельзя? — У него дыхание остановилось.

— По правилам нельзя, — она улыбнулась, — но для вас я могу сделать исключение. Но я вам не советую. Это будет очень тяжелый месяц. Вы начнете суетиться. Пытаться что-то доделать или переделать. Пить. Молиться. Лечиться. Уезжать далеко. Или сидеть не шевелясь. Но ведь это ничего не меняет!

— Откуда вы такая умная? — спросил Сидоров.

— Мне мама рассказала, — простодушно ответила она.

— Мама?

— Ну да, у нас семейный бизнес. До свидания.

— Погодите, — сказал он. — Поцелуйте меня.

— Я на обед ела греческий салат, — сказала она. — От меня луком пахнет.

Сидоров обнял ее и силой поцеловал. Они сделали все, не раздеваясь, а потом побежали вниз, в кафе, хорошо поужинали, выпили вина, вернулись и снова повалились на диван, поверх пледа. Потом расстелили простынку. Сидоров задал ей жару, показал, на что способен опытный сорокалетний мужик, она визжала, стонала, шептала спасибо спасибо спасибо, выворачивалась так, этак и по-всякому, просила еще, преданно целовала ему грудь, живот и ниже, дрожала, говорила, что больше сил нет, а Сидоров потрепал ее по затылку, откинулся на подушку и поглядел в потолок.

— Тебе хорошо? — спросил более по привычке.

— Но это ничего не меняет, — сказала она. — Понедельник.

Голая встала, подошла к столу и раскрыла сумочку.

Плохой мальчик

стеклянные двери

Жил-был мальчик. Он был плохой. Он любил немного выпить, плотно закусить, чиркнуть спичкой, выпустить облачко душистого трубочного дыма и лениво оглядеться, мурлыча циничный немецкий стишок:

Nach dem Essen man muss rauchen,Oder eine Frau gebrauchen…

Уже противно, правда?

Мальчик был богатый. Хотя родители не баловали его шмотками и карманными деньгами, он имел замечательный ресурс — роскошную по тем временам квартиру в роскошном доме с роскошным стеклянным подъездом. В котором сидел пусть не роскошный, но вполне реальный консьерж. И строго спрашивал «Вы к кому?»

Плохой богатый мальчик, указывая на хорошую бедную девочку, говорил: «Со мной».

Консьерж распахивал дверь лифта. Просто так, подыгрывая мальчику.

Бедная девочка была, что называется, готова.

Невдомек ей было, что плохой мальчик позвал ее только лишь затем, чтобы сорвать цветы удовольствий, а также — да не покажется это странным! — мистически наказать своего скупого папу, который не покупал ему модных джинсов и почти не давал карманных денег.

«Вот ты жадный старик, — говорил в уме плохой мальчик, — ну и сиди на своих червонцах, ну и езжай с мамой и сестренкой на дачу. А я тут буду срывать цветы удовольствий, о которых тебе, жадному старику, уже и не мечтается».

Большинство знакомых плохого мальчика составляли девочки. И большинство девочек составляли бедные девочки. Плохой мальчик помнил про папашу Карамазова и его завет насчет «мовешек». Мовешку прежде всего надобно удивить!