Все трое «увечных» выглядели невеселыми. А уж рожи такие, что без слез не взглянешь — обмотанные бинтами, из-под которых торчит что-то распухшее и расцвеченное в разные цвета. Скрепки на сломанные челюсти еще не научились накладывать? Ну, и так все срастется.
— Здравствуйте господа, — приветливо поздоровался Абрютин со всей троицей. Не услышав вразумительного ответа, исправник сказал: — У меня для вас имеется плохая новость. Изложить?
— Сделайте одолжение, — пробурчал коренастый, чья физиономия была украшена синяками под обоими глазами, а на носу сидела нашлепка. Зато этот, в отличие от остальных, имел возможность нормально отвечать на вопросы. Но коренастый сразу же заявил:
— От имени своих товарищей хочу заявить, что мы отказываемся отвечать на ваши вопросы. Мы офицеры и, соответственно, гражданский суд не имеет право вести расследование.
— Поручик, не стоит сотрясать воздух, — усмехнулся исправник.— О том, что господа офицеры подсудны военно-окружным судам я знал еще тогда, когда вы даже кадетом не были.
Василий Яковлевич сделал движения, случайно тренькнув наградами, украшавшими грудь. Орден святого Станислава у него был простым, без мечей, зато медали за участие в русско-турецкой войне знающему человеку могли сказать многое. Да и мой «Владимир» привлек внимание.
— Я, господа, должен поставить вас в известность о том, что о вашем проступке я обязан доложить не только губернатору, но и в Военное министерство, — строго сказал исправник. Презрительно обведя взглядом господ офицеров, Абрютин уточнил: — Военному министру будет доложено, что трое офицеров Энского — не стану называть номер вашего полка, из уважения к вашим сослуживцам, поздним вечером решили лишить жизни судебного следователя по особо важным делам, титулярного советника и кавалера господина Чернавского.
— Мы не собирались лишать жизни судебного следователя… — запротестовал коренастый поручик, но Абрютин рявкнул:
— Молчать, когда я говорю! Я, поручик, хотя и пребываю в чине надворного советника, но старше вас чином и летами.
Успокоившись, исправник усмехнулся.
— Если не собирались лишать жизни судебного следователя, зачем вы пришли к нему? Да еще с револьвером?
И офицеры и мы перевели взгляды на третьего, долговязого. Тот набычился, но попытался ответить:
— Веволфер окасался ф картмане флучайтно.
— А следователь военно-окружного суда в это поверит? — почти ласково поинтересовался исправник. — Допускаю, что вы таскаете в кармане револьвер. Но зачем было стрелять? Вас и так было трое против одного! А то, кем вас посчитают в полку — просто трусами и подлецами, или каким-нибудь иным словом, мне без разницы.
— Что скажут в полку, мы не знаем. Но мы будем отвечать только на вопросы военного следователя, — угрюмо отозвался коренастый.
— Молодой человек, я сейчас вам не говорю о расследовании, — хмыкнул Абрютин. — Я вам говорю о своей обязанности исправника — доложить министерству о вашем деянии. Следствие и суд — это отдельный вопрос.
Что ж, теперь настал мой черед выйти на сцену.
— Ваше высокоблагородие, — обратился я к надворному советнику. — Господа офицеры знают основы правовых знаний, но знают их не очень-то хорошо, а уж толкуют вообще безобразно. Думаю, они полагают, что гражданское ведомство не имеет права арестовывать господ военных?
Теперь все трое битых офицериков уставились на меня. Похоже, они и на самом деле были уверены, что их судьбу решает лишь военный суд. В принципе, они правы. Почти.
И я со значением произнес:
— Господа офицеры знают, что уголовный суд не имеет полномочий вести расследование их правонарушений, пока на них погоны. Но они не знают, что Окружной суд может арестовать господина офицера, если тот учинил что-то противозаконное по отношению к гражданскому лицу, если деяние подпадает под статью Уложения о наказаниях. Мы обязаны их арестовать, а потом передать военному ведомству. Так что, господа, если я подам жалобу господину исправнику, то он, своей властью, имеет право вас задержать. Попросту говоря — отправить в участок. Потом прокурор выпишет ордер на ваш арест, вас проводят в тюрьму. Но это, если бы я был обычным чиновником. Допустим, принадлежал бы к ведомству путей-сообщений, министерству просвещения. Но я чиновник министерства юстиции, следователь, который вел дело по убийству отца вашего сослуживца. Вы, кстати, напрасно меня не послушались, когда я говорил вам об указе государя императора о борьбе с террористами и революционерами. Разошлись бы…
— Более того, господа, — вмешался Абрютин. — Возможно, вам неизвестно, что отец господина Чернавского занимает важный пост в нашей губернии? Уверен, что копия моего рапорта ляжет на стол самого государя. И что он решит? Покушение не просто на судебного следователя, а на жизнь сына вице-губернатора?
А вот тут мой друг Василий Яковлевич заблуждается. Я уже не сын вице-губернатора. Сегодня мой батюшка занял должность товарища министра внутренних дел. Скорее всего, исправник не читал свежий «Правительственный вестник». Или его еще к нам не привезли.