Конечно возвращаюсь. Но не каждый раз, всего-то пару раз и было. Шаришь, как дурак, выключатель ищешь… Тоже рефлекс, словно у собачек Павлова.
Быстро ухватив чистое белье, полотенце и кусок мыла, помчался в баню. Еще бы побриться, пока кожа распарена, но не рискну. Там полутьма, а мне своя физиономия пока дорога.
После помывки настроение улучшилось, аппетит увеличился. Поэтому слопал аж две миски наваристого перлового супа с мясом, тарелку лапши и заел все это куском пирога с капустой. Когда настало время пить чай, предложил:
— Наталья Никифоровна, составите мне компанию?
Хозяйка, поставив на стол стакан в подстаканнике и выставив вазочку с брусничным вареньем, сказала:
— Простите, Иван Александрович, не составлю. Вот если только рядышком посидеть — так посижу.
— А что такого? — удивился я. — Вы не моя прислуга, чтобы церемонии разводить. В том, что хозяйка выпьет чайку со своим постояльцем не вижу ничего страшного. Тем более, вы коллежская асессорша. Супруг ваш потомственным дворянином был или личное выслужил?
— Супруг мой из мещан был, личное дворянство выслужил, сама из потомственных, — сказала хозяйка, присаживаясь на стул. — За Василия Кондратьевича замуж вышла, когда мне семнадцать лет было, ему двадцать девять. Он тогда в Устюжне служил, только-только коллежского секретаря получил. Вот, влюбилась. Родители мои были против, но пришлось им смириться. Я четвертая дочь в семье, приданого почти никакого. Ну, куда девку-бесприданницу девать? А тут, хоть и небогатый, но солидный, с положением. Понадеялись, что супруг чин выслужит, дворянство получит. Они даже похлопотали, чтобы супруга моего в Череповец перевели, на должность повыше. Но не успел Василий Кондратьевич потомственное дворянство получить. Так что, я, хоть и асессорша, но не дворянка.
— Так может, похлопотать как-нибудь? — предложил я, прикидывая — не смогу ли я использовать свои родственные связи.
Хозяйка, словно подслушав мои мысли, усмехнулась:
— Только не вздумайте своего папеньку о том просить. По мне — пустое все — дворянство там, недворянство. Игрушки. Вам, мужчинам, еще куда ни шло — чин получить, орден там. А нам? Если бы у меня дети были, тогда бы я сама пошла хлопотать. Все-таки, Подшиваловы — мои родственники, не последние люди в Устюжне. Живу я себе, пенсию получаю за покойного мужа, и ладно.
— А можно нескромный вопрос — сколько у вас пенсия?
— Отчего же нескромный? Сто восемьдесят рублей в год.
— Пятнадцать в месяц? Почему так мало? — удивился я. Напрягая свои знания, прикинув оклад коллежского асессора, сказал: — Я думал, у вас рублей тридцать в месяц выходит, если не больше.
— Если тридцать, разве я стала бы сдавать жилье? Жила себе припеваючи, да еще и служанку наняла. На кой-мне пятеро мальчишек, которые днем и ночью орут, да еще и есть постоянно хотят? Уж какой они беспорядок оставляют! Уж вы простите — но даже в уборной все время грязь, — хмыкнула Наталья Никифоровна. Помолчав, сказала: — У моего супруга чуть-чуть до двадцати пяти лет выслуги не вышло. Он в последний год очень сильно болел, в отставку вышел по болезни, ему половинную пенсию назначили. Уж с нее и мне половину дали.
Я слушал и жалел, что не могу рассказать обо всех этих тонкостях и нюансах своим современникам. Но додумать не успел, потому что раздался стук в дверь.
— Мне открыть? — привстал я со своего места.
— Да ну, сидите, — махнула рукой Наталья Никифоровна. — Вам не положено. Дверь должна открывать хозяйка.
И кого это принесло, на ночь глядя? Уже девятый час, скоро спать укладываться нужно.
— Иван Александрович, к вам господин Карандышев Роман Викторович, о котором я говорила, — доложила Наталья Никифоровна тоном хорошо вышколенной секретарши. — Вы его тут примете или в кабинет проведете?
Еще не хватало, чтобы непонятные люди ко мне в кабинет заходили. Тем более, что у меня там еще и спальня. Спальня — место личное.
— Давайте здесь, — махнул я рукой. Да мне, после такого ужина, и вставать-то лень.
В мою «приемную» вошел незнакомый человек. И не в мундире, а в простом пальто и фуражке без опознавательных знаков. Ага, день-то неприсутственный, значит, можно и в партикулярном платье. Но со стула вставать все-таки пришлось. Неудобно сидеть, если вошел гость, пусть и незваный.
Роман Викторович был не похож на того Карандышева из фильма. Крепко сбитый мужчина лет тридцати, со здоровым румянцем на щеках. Пожав мне руку (рука у человека довольно крепкая!), уселся и начал разговор.
— Иван Александрович, мне хотелось бы пригласить вас в гости, — сказал он, а когда я удивленно вскинул брови, непринужденно сказал: — Завтра вы не идете на службу, и я тоже. Да, забыл сказать, что я служу в уездной чертежной конторе заведующим. Так что, день у нас выдается свободным и я желаю вас видеть к четырнадцати часам. Договорились?
— Роман Викторович, с чего вдруг — незнакомого человека, да сразу в гости?