Господин следователь (СИ)

В Череповецкой городской управе — двухэтажном доме с каланчой размещается несколько инстанций — и государственных, и общественных. На втором этаже заседает Городская дума, на первом — кабинет самого Городского головы Ивана Андреевича Милютина, в левом крыле располагается уездный исправник коллежский асессор Василий Яковлевич Абрютин, его помощник (в чине надворного советника!) и канцелярия. И все умещаются в двух кабинетах. Пристав и городовые, с которыми я чаще имею дело, нежели с их начальством, обитают в отдельное здание, который именуют то участком, то околотком.

Да, забыл упомянуть, что добрую половину Управы занимает городская библиотека. Особое здание для нее пока не отстроено — то денег нет, то подрядчик запил, то бревна, приготовленные для сруба и уже вывезенные из леса, вдруг взяли, да и сгорели.

По убийству старика Двойнишникова не было никаких зацепок. Городовые, как доложил мне пристав, прошлись по всем соседям, когда те очухались после праздников. Как я и думал — никто ничего не слышал и не видел. Ни про знакомых, ни про родственников неизвестно.

Список похищенных вещей мало что дал. Допустим, у кого-то увидели бронзовый шандал или часы-ходики, фарфоровую солонку — что в этом такого? Вещи, конечно ценные, но такими можно удивить разве что крестьянина.И примет никаких. Про старые сапоги или ложки, я вообще молчу. Разумеется, пристав представил список в канцелярию, отправили запросы по уезду, но, надо полагать, становые приставы поступят с этими запросами, как со всеми прочими — наткнут на гвоздь, где они и станут висеть.

Зацепиться не за что. Глухо, как в танке.

Что бы сделал следователь в моей реальности? Скорее всего, отправился бы в домоуправление, чтобы узнать — не прописан ли кто-нибудь в доме? Тот, кто кровно заинтересован в смерти Долгушинова. И поискал бы у нотариусов завещание старика. Как говорится — ищи, кому выгодно.

Я же решил начать с тутошнего ЗАГСА, чьи функции исполняет православная церковь.

Был в Благовещенском храме, заколебал там и настоятеля и дьячка, но они отыскали в Метрической книге запись о крещении Антипа Кузьмичева сына Двойнишникова, датированную седьмым декабря осьмсот двенадцатого года, рожденного от отца — череповского мещанина Кузьмы Васильева Двойнишникова и матери — мещанки Елизаветы Павловой. Копию я для дела снял, но что мне она дает? Только биографические данные.

В храме про убитого прихожанина тоже не могли ничего сказать. Раньше, вроде бы, службы исправно посещал, а нынче, по дряхлости, бывал редко, так что тут такого? Не он первый, не он последний старик, которому трудно стоять службу. А помер — так панихиду отслужим и похороним.

У нотариуса, что числился при нашем суде, никаких завещаний или духовных Двойнишникова не отыскалось. Да и нечасто мещане составляют завещания. Купцы и то редко. Так что, наследство покойного, если не отыщутся родственники, через год отойдет казне. И дом, и те деньги, что я сдал в казначейство на хранение. Если так, то я оправдал свое годовое жалованье.

В канцелярии уездного исправника, которая у нас одновременно и паспортная служба и отделение по налогам и сборам, получил справку о том, что в домовладении мещанина Двойнишникова, вдовца, имеется собственный дом с придомовым участком, за который он ежегодно выплачивает налог в размере пять рублей. Налоги выплачивает исправно, ни в чем предосудительном Двойнишников замечен не был, к суду не привлекался.

Коллежский асессор Абрютин — длинный и тощий, в белом мундире с медалями, подписывая нужную мне бумажку, спросил:

— Иван Александрович, что же вы сами ходите? Сделали бы запрос, я бы вам все с курьером прислал.

— Так волка ноги кормят, — пошутил я. — Бегаю, авось что-то и выбегаю. Убийство не раскрою, так хоть при деле. В кабинете-то просто так стыдно сидеть.

— Да, Иван Александрович, прошу прощения, вопрос у меня нескромный, — спросил вдруг Василий Яковлевич.

Нескромный вопрос? С чего вдруг?

— Спрашивайте, — разрешил я.

— Времени, конечно, немного прошло, но вдруг? А был ли какой-нибудь отклик на мое ходатайство? Я ж видел — бумаги из губернии за подписью исправляющего обязанности губернатора приходят…

Тонкий такой намек — а папенька уже успел расстараться для сыночка?

Я покачал головой:

— Отец считает, что не имеет морального права ходатайствовать о награждении своего сына. Дождется возвращения Его Высокопревосходительства, тот решит.

Не стал говорить, что папенька, хотя и гордится сыном, но его поведением очень недоволен.

— Жаль, — вздохнул Абрютин. Посмотрев мне в глаза, сказал: — Не обижайтесь, но если бы дело касалось не Егорушкина, то я, возможно, не стал бы писать ходатайство, испрашивать для вас награды. Фрол мне очень дорог.

Я припомнил медаль за русско-турецкую войну на груди у городового, еще разок глянул на медали, украшавшие мундир исправника.

— Вы с ним вместе воевали? — догадался я.