Господин Зима

В наступившей тишине было слышно, как шесть пар ушей чуть не скрипят от напряжения, приготовившись ловить каждое слово. Учениц в округе, конечно, было немного, но ведьмы живут долго, и каждая начинающая ведьма мечтает перебраться в свой собственный домик. Пока у тебя нет домика — не видать тебе уважения как своих ушей.

— Нет, — сказала Тиффани.

— Даже не намекала?

— Нет.

— Она ведь не говорила, что он станет твоим, нет? — резко спросила Аннаграмма.

Иногда её голос начинал по-настоящему действовать на нервы. Даже простое «привет!», произнесённое таким голосом, прозвучало бы как обвинение.

— Нет!

— Ты всё равно ещё не доросла до собственного дома.

— На самом деле возраст как бы и не важен, — вмешалась Люси Уорбек, — По крайней мере, нигде ничего такого не написано.

— Тебе-то откуда знать? — огрызнулась Аннаграмма.

— Я спрашивала у бабуси Хлюпсед, — ответила Люси.

Аннаграмма недобро прищурилась:

— Спрашивала, значит? А зачем?

Люси закатила глаза:

— Затем, что мне было интересно, только и всего. Слушай, все знают, что ты самая старшая и… как бы больше всех знаешь. Разумеется, дом достанется тебе.

— Да, — сказала Аннаграмма, с подозрением наблюдая за Тиффани. — Разумеется.

— Ну вот, всё, эмм, и улажено, — неестественно громко произнесла Петулия. — А скажите, у вас вчера много снегу выпало? Бабка Чёрношляп говорит, это очень необычно.

О боги, подумала Тиффани. Сейчас начнётся.

— Да нет, тут у нас в горах снег часто выпадает так рано, — пожала плечами Люси.

— Мне показалось, он был какой-то особенно пушистый, — сказала Петулия. — И довольно красивый — конечно, для тех, кто любит снег.

— Это просто снег, — перебила Аннаграмма. — А вы слышали про новую ученицу старухи Шумгамс? Всего час пробыла в доме и сбежала со страшными воплями! — Она улыбнулась, но без особого сочувствия.

— Эмм, что, лягушку увидала?

— Нет. Лягушки-то она не испугалась. Это был Бедняга Чарли[8].

— Ну, он может напугать, — признала Люси.

Вот и всё, поняла Тиффани, когда девочки продолжили сплетничать дальше. Кто-то, могуществом почти равный богам, создал миллиарды снежинок в виде Тиффани Болен, а подруги ничего не заметили.

Что, на самом-то деле, и к лучшему…

Конечно, к лучшему! Ещё не хватало, чтобы они принялись дразнить и насмехаться. Ну, то есть, конечно…

…Вот только… как бы… Было бы здорово, если бы они узнали, если бы сказали: «Ну ничего себе!», если бы стали завидовать, или испугались бы, или поразились. А сама Тиффани не могла об этом рассказать, по крайней мере, не могла рассказать при Аннаграмме, потому что Аннаграмма непременно сделает из новости повод для насмешек и хотя прямо об этом и не скажет, но вывернет разговор так, будто Тиффани всё выдумала.

Зимовей явился к Тиффани, и… она произвела на него впечатление. Будет очень обидно, если об этом так никто и не узнает, кроме госпожи Вероломны и нескольких сотен Фиглей. Особенно учитывая, что уже с пятницы (Тиффани содрогнулась при этой мысли) знать будут только Фигли.

Можно сказать и по-другому: если она не поделится этим с кем-нибудь, кто одного с ней роста и не собирается на тот свет, она лопнет.

Поэтому она рассказала обо всём Петулии, когда они возвращались с шабаша. Им было по пути, и обе пока что летали так плохо, что ночью проще было идти пешком — так хотя бы меньше на деревья натыкаешься.

Петулия была толстушкой и хорошим другом и уже успела стать лучшей ведьмой-свинаркой в Овцепиках, а это очень много значит в краях, где все держат свиней. И госпожа Вероломна говорила, что очень скоро у Петулии от женихов отбоя не будет: девушка, которая знает толк в свиньях, нипочём не останется без мужа.

Одна беда: Петулия всегда соглашалась, что ей ни скажи, и всегда говорила в ответ то, что, по её мнению, от неё хотели услышать. Но Тиффани коварно не дала ей развернуться: рассказала только, как всё было, ничего не прибавив от себя. Подруга немного поахала, и это было приятно.

Помолчав, она сказала:

— Наверное, это было очень, эмм, интересно.

И в этом ответе была вся Петулия.

— Что мне делать? — спросила Тиффани.

— Эмм… А тебе надо что-то делать?

— Ну, рано или поздно люди заметят, что все снежинки похожи на меня!

— Эмм, так ты боишься, что никто не заметит? — спросила Петулия с таким невинным видом, что Тиффани рассмеялась.

— Но у меня такое ощущение, что снежинками дело не ограничится. В смысле, зимой он может что угодно!

— И он убежал, когда ты закричала, — проговорила Петулия задумчиво.

— Верно.

— А потом сделал… ну, вроде как глупость.

— Какую?

— Снежинки. — напомнила Петулия.

— Ну, я бы так не сказала. — Тиффани почувствовала себя немного уязвлённой. — Снежинки — не то чтобы прямо глупость…

— Тогда всё ясно, — сказала Петулия. — Он — мальчишка.

— Что?!

— Мальчишка. Ты ведь их знаешь: они вечно краснеют, бубнят, бурчат, лепечут что-то. Все они одинаковы, — пояснила Петулия.

— Но ему миллионы лет, а он ведёт себя так, словно впервые в жизни встретил девушку!

— Эмм, ну, не знаю… А он раньше встречал девушек?