– Они память жратс, – объяснил Явор Заядло. – Твои мысли для них всамделишны. Желанья, надёжи – добрый харч. Мороки, они ж как клещи-кровососы. По-за этим местом нихто не зырит, вот и поразвелось их…
– И как их убить?
– Ой-ой, каким злобунственным голосом загрил! Токо послушайте нашего мал-мал громазда героя! Прозабудь по-за них лучше. Они нас покамест не тронут, а у нас своих делов есть.
– Какое мерзкое место!
– Ах-ха, в Преисподнях мал-мал повеселей будя, – сказал Явор. – А таперь стой, мы ужо у реки.
В Подземном царстве была река – тёмная, как земля. Волны тяжело и маслянисто облизывали берега.
– А я, кажется, слышал про это место. Тут где-то есть перевозчик, да?
– ДА.
Он был тут как тут, стоял в низкой и длинной лодке. И плащ его был чёрным, каким же ещё, а капюшон полностью скрывал лицо, причём создавалось ощущение, что это только к лучшему.
– А, приветсы! Как твоё ничё? – весело поздоровался Явор Заядло.
– О НЕТ. ОПЯТЬ ВЫ… – охнул перевозчик. Голос его не столько раздавался, сколько чувствовался. – Я ДУМАЛ, ВАС ИЗГНАЛИ НАВСЕГДА.
– То было мал-мал непоразуменье, – заявил Явор, сползая на землю по доспехам Роланда. – Ты должон нас пустить, мы ведь ужо мёртвые.
Фигура в плаще вытянула руку и указала на Роланда. Палец, который высунулся из-под плаща, был, кажется, костяным.
– НО ОН ДОЛЖЕН ЗАПЛАТИТЬ ПЕРЕВОЗЧИКУ, – обвинительно прошелестел голос, в котором слышалось безмолвие склепов и кладбищ.
– Только когда ступлю на другой берег, – твёрдо сказал Роланд.
– Эй, не боись, – сказал Туп Вулли перевозчику. – Сам же зыришь, он герой. Кому и верить, как не героям, ыть?
Капюшон повернулся к Роланду и целую вечность пристально разглядывал его.
– ЧТО Ж, ТОГДА ЛАДНО.
Фигли хлынули в трухлявую лодку со свойственным им пылом и криками: «Раскудрыть!», «А хде в этом круизье наливают?» и «Да мы прям в открытом Стиксе!»[31]
. Роланд осторожно последовал за ними, поглядывая на перевозчика.Незнакомец в плаще вооружился огромным веслом, и лодка отчалила от берега. Плаванье сопровождалось скрипом и, к величайшему отвращению перевозчика, пением. Ну, то есть чем-то вроде пения, поскольку песня исполнялась во всех возможных ритмах и безо всякой мелодии:
– Господин Заядло! – окликнул Роланд, пока они рывками продвигались к дальнему берегу.
– Чегой?
– Скажите, почему рядом со мной сидит сырная голова, обёрнутая клетчатой тканью?
– А, эт’ Хораций, Тупа Вулли дружище. Он те не докучёвывает?
– Нет. Но он пытается петь.
– Ну, все плесневелы сыры мал-мал с мелодией.
– Мнянням мням мняммням! – выводил Гораций.
Лодка ткнулась в берег, и перевозчик поспешно выбрался из неё.
Явор Заядло вскарабкался по кольчужному рукаву Роланда и прошептал юноше на ухо:
– Бежи, когда я сказану!
– Но я могу заплатить перевозчику, – возразил Роланд, похлопав себя по карману. – У меня есть деньги.
– Чегой? – ужаснулся Явор Заядло, словно в жизни не слышал ничего столь безумного и опасного.
– У меня есть деньги, – повторил Роланд. – Переплыть Реку Мёртвых стоит два пенса. Это старая традиция. Два пенса кладут на веки покойнику, чтобы он мог заплатить перевозчику.
– Ишь, какой умный-заразумный ты у нас, – сказал Явор Заядло, когда Роланд уронил медные монетки в костлявую ладонь перевозчика. – А четыре пенса прихватить не смекнул, а?
– В книге было сказано только про два. Мертвецы берут с собой два пенса.
– Ах-ха, мож, им и довольно, – согласился Явор Заядло. – Они-то возвертаться не думают!
Роланд оглянулся на реку. На берегу, который они покинули, сверкали оранжевые загогулины.
– Господин Заядло, когда-то я был в плену у Королевы эльфов, – сказал он.
– Ах-ха, я бум-бум.
– Я провёл там целый год, но мне казалось, что прошло всего несколько недель. Только эти недели тянулись целую вечность. Там было так… скучно, что спустя какое-то время я всё позабыл. Я не помнил уже ни как меня зовут, ни что чувствуешь, когда солнце гладит кожу, ни какова на вкус настоящая еда.
– Ах-ха, мы бум-бум, мы ж тебя оттудова и выволочили. Ты спасибов так и не сказанул, ну дык ты всё больше не при мозге был, так что мы не в обидах.
– В таком случае позвольте мне поблагодарить вас теперь, господин Заядло.
– А, пустяковины. Прозабудь. Рад был подмогнуть.
– У Королевы были ручные… твари, они кормили твои сны, пока ты сам не умрёшь от голода. Ненавижу тварей, которые отбирают то, что составляет суть других. Я хочу убить их, господин Заядло. Всех убить. Высасывая воспоминания, они высасывают самого человека. Без воспоминаний мы – ничто.
– Молодца, всё правильно замахнулся, – сказал Явор Заядло. – Но у нас есть мал-мал дельце. Ох, раскудрыть, вот что бывает, когды мир упадничает и мороки хозяить начинают.
На тропе лежала большая груда костей. Кости были определённо звериные, три ошейника и три ржавые цепи усиливали это впечатление.
– Три крупные собаки? – предположил Роланд[32]
.