Однако покушение в Майнце могло поставить на всем этом крест. Например, на любви к Рощину, за которого – чем дальше, тем больше – Лиза хотела выйти замуж. И не понарошку, а по-настоящему: в церкви, со всеми этими «венчается раба божья» и прочими милыми сердцу пережитками домостроя и клерикализма, с белым платьем, – хотя какой уж там флердоранж в ее-то возрасте, да во втором браке? – с тройкой (сани, тройка, бубенцы), с вальсом на паркете и танцами на снегу, – свадьба отчего-то представлялась зимним действом, – застольем и прочими глупостями, вроде медового месяца и поцелуя в губы под крики «горько, горько»!
Было бы несправедливо потерять все это, не прожить и не прочувствовать из-за какой-то дурной пули. А ведь и кроме любви к Рощину, осталось бы в этом случае не исполненным, не реализованным, не свершившимся множество больших и малых дел, желаний и хотений. Покомандовать авиаматкой в бою, поносить адмиральские эполеты, изменить Рощину с красивой женщиной, – хотя с женщиной мужчине, по мнению Лизы, изменить невозможно по определению, – сходить в очередной «поход» километров на триста по пересеченной местности, поохотиться на медведя или тигра, поесть тушеной слонятины – в какой-то книге аборигены тушили слоновий хобот в земляной печи, – да мало ли что еще может прийти в голову. Любопытно, например, узнать, каково это быть себерским сенатором или адмиралтейским боярином, в смысле боярыней. Хотелось бы когда-нибудь родить детей, чтобы было кому передать княжеский титул. Хотелось, желалось, мечталось… И все это могло закончиться так быстро и так глупо!
Честно говоря, Лизе начинали надоедать все эти покушения на ее собственную жизнь. Слишком часто начали в нее стрелять. Слишком часто и слишком разные люди. И получалось, что вместе со всеми замечательными и прекрасными дарами волшебство преображения привнесло в жизнь Лизы слишком много такого, о чем рядовым людям и задумываться не приходится.
«Наверное, риск и опасность это компенсация за счастье и довольство, которого мне досталось слишком много и, в сущности, не за что!»
– О чем задумались, госпожа адмирал? – вопрос Марии вырвал Лизу из состояния прострации, в котором она пребывала, и заставил вернуться к реалиям бытия.
– Да вот даже не знаю, что тебе сказать, – поморщилась она, когда до нее, наконец, дошел смысл вопроса. – Задумалась о роли огнестрельного оружия в мировой истории.
– Серьезно? – удивленно подняла брови Мария. – И каков вердикт?
– Попал бы в меня этот сукин сын, и…
– И что?
– И прости-прощай и княжеская корона, и адмиральский патент.
– Логично, – кивнула Мария. – Но так происходит со всеми договорами. Они заключаются в расчете на лучшее, а о худшем думать – только дурью маяться!
«И то верно! – согласилась с ней Лиза. – Чего это меня вдруг на рефлексии потянуло? Раньше вроде бы вполне обходилась без! Стакан коньяка, и вперед!»
– Ты права! – сказала она вслух. – Нечего дурью голову забивать! Давай лучше выпьем…
– И предадимся трибадийским[7]
излишествам! – закончила за нее Мария.– У меня, вообще-то, муж в Себерии остался! – не слишком уверенно и уж точно непоследовательно возразила Лиза, вспомнив между тем и то, о чем подумала буквально несколько минут назад.
– Так я-то не мужчина! – как бы подтверждая ее давешнюю мысль, уточнила Мария.
– Считаешь, с женщиной это не измена? – Можно было и не спрашивать, все и так было ясно.
– Ну, точно не перед мужчиной! Вот если бы Рощин был женщиной…
– Если бы у бабушки были яйца, была бы дедушкой! – усмехнулась Лиза, вполне оценив ход мыслей лотарингской крестьянки.
«А к слову, как у них с этим делом было тогда в Лотарингии? И что это говорит обо мне самой? – задалась было Лиза одним из важнейших экзистенциональных вопросов. – Может быть, прав был парторг, и я шлюха, а не боевой офицер?»
Но душа с этим не согласилась. Она возразила.
«Господи, прости, а что, одно другому помеха?»
Если верить внутренним ощущениям, получалось, что нет. Впрочем, исходя из логики, выходило то же самое. О каких нравственных императивах может идти речь в применении к области половых отношений, где все кодифицировано исключительно из соображений жизненных обстоятельств. Институт брака… принципы морали… уложения уголовного и гражданского права… Что случится, если она позволит себе расслабиться? Неужели от Рощина убудет или ее офицерскую честь умалит?
«Никак нет! – подвела она черту под своими сомнениями. – Не следует путать божий дар с яичницей! Не про меня сказано, но вполне применимо, учитывая, что я без пяти минут адмирал. Где-то так!»
Лиза посмотрела Марии в глаза, улыбнулась и протянула к ней руки. И хотя все было ясно без слов, все-таки озвучила свою мысль, чтобы окончательно расставить все точки над «і».
– Иди ко мне! – сказала она, и Мария не заставила просить себя дважды.
Глава 4
Аверс и реверс
Апрель 1933 года