Госпожа Сумасбродка

Захватив папку с документами, с которыми Алена знакомилась для того, чтобы, переводя вопросы и ответы переговорщиков, быть полностью в материале, она быстро выскочила в коридор и… едва не грохнулась в обморок.

Нет, конечно, она не была нервической дамочкой и никакой обморок ее бы не свалил, но хватило бы и минуты растерянности, чтобы случилось поистине непоправимое.

По инерции выбежав на середину коридора, Алена подняла глаза и увидела в его конце двоих мужчин, которых секретарша президента банка приглашала пройти в открытую дверь кабинета шефа. А между ними и Аленой, повернув голову в сторону французов, стоял Олег Машков… Алена мгновенно узнала его.

Первая мысль – полный провал! О том, что она работает здесь, не должен был знать никто. Но он-то, он что здесь делает?!

Вот сейчас он обернется и увидит ее…

И тут же спасение! Рядом, прямо перед носом – женский туалет! Прикрыв лицо папкой и склонив голову, Алена шмыгнула в него. Привалилась к двери и глубоко задышала, стараясь унять нервную дрожь во всем теле.

Наконец она решилась и, чуть приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Машкова не было. Тогда она открыла дверь пошире и осторожно высунула голову. И едва не юркнула обратно. Но удержалась, хотя и приготовилась к любой неожиданности.

Машков прошел дальше, к выходу на лестничную площадку, но опять остановился и правой рукой шарил во внутреннем кармане пиджака. И вдруг он воровато оглянулся – Алена немедленно убрала голову, а через мгновение снова высунулась – и достал из кармана белый конверт. Алена знала, что это такое. В подобных конвертах Жегис обычно раздает премии отличившимся сотрудникам. И Алена тоже получала такие.

И теперь, стоя посреди коридора, Олег Машков, слюнявя пальцы, изображал то, что обычно делают все люди, торопливо пересчитывая деньги.

Так, с этим ясно: гонорар от Жегиса надо уметь заслужить. Значит, Машков заслужил? И немалую сумму – долго считает. Вот тебе и верный кадр! Ай да папуля! Опять, что ли, сел в галошу?…

Неожиданно Алена вспомнила, почему она здесь и где на самом деле должна быть сейчас. А ведь там, в кабинете Жегиса, поди, уже началась буря. Арнольд же и двух слов по-французски не понимает. Разве что «пардон» и «оревуар», да и то с таким прононсом, что хоть ложись и помирай… А эта сволочь продажная, Машков, все считает свои бабки. Считает и не уходит. Не понимает, что вообще этот самый процесс пересчета именно здесь неприличен до омерзения. Он тем не менее стоял, а Алена не могла покинуть туалетную комнату. Если у него такие отношения с Жегисом, то ему ничего не стоит немедленно сообщить, кто такая эта Воеводина на самом деле. И тогда… Что тогда – Алена боялась и думать. Ну, вышвырнут, как грязную кошку, – это еще полбеды. Жегис – из новой породы человекообразных, для него людей, как таковых, нет, а есть лишь те, кто приносят пользу или же вред. Соответственно, и отношение к ним. Так что тут не только увольнением запахнет, кабы не случилось гораздо худшее. А что может быть еще хуже? Да то и может… что всплывет в какой-нибудь подмосковной речке раздутый и вонючий труп, а потом менты будут долго соображать, кто бы это мог быть…

«Что же делать? Что же делать?» – тяжелым молотом билось в висках.

Молнией сверкнула идея. Спасительная мысль!

Алена скинула роскошную свою туфлю от Готье, схватила ее и сильным ударом о плиту подоконника сломала каблук. Затем надела туфлю и, хромая, подошла к двери.

Вздох облегчения вырвался из ее груди: Машков удалялся по коридору и наконец исчез за дверью.

Хромой фурией вырвалась Алена из туалета и понеслась в кабинет шефа. Ой, что сейчас будет… что будет…

По инерции она вылетела едва ли не на середину кабинета. Закатив в неподдельном ужасе глаза и раскинув руки, словно собираясь взлететь, она набрала полную грудь воздуха и… затараторила со скоростью пулеметной очереди. Она видела двоих немножко растерянных французов, видела и своего побагровевшего от натуги шефа, но – самое неприятное! – чуть в стороне, хмурясь, стоял сам Деревицкий. Собственной персоной. А ведь шеф не сказал, что тот будет присутствовать на переговорах…

По мере того как Алена «палила» из всех видов оружия, лица французов светлели, засветились улыбками, а к концу недлинной Алениной речи прямо-таки заискрились от смеха. Алена сняла с ноги сломанную туфлю и, горестно качая головой, отшвырнула ее в угол комнаты. Куда тотчас полетела и вторая, небрежно откинутая ее ногой. А французы ликовали! Отчего? Почему? И что за идиотский спектакль устроила здесь эта фифа?!

– Ты чего тут творишь? – мрачно спросил Жегис и почему-то оглянулся на Деревицкого. Но тот, не обратив внимания на его растерянный взгляд, с пристальным вниманием разглядывал Алену, и при этом по узким губам его скользила почти неуловимая усмешка. – Ну чего молчишь, переводи! – повысил голос Жегис.