Госпожа зельевар

Кажется, он прекрасно осведомлен в здешних делах. Робин смотрел на полковника, не сводя с него глаз.

– Но я избавлю вас от всех проблем, если мы поладим, – припечатал Стенли. – Подумайте об этом, пожалуйста. Дружить со мной намного лучше, чем спорить.

6.2

Робин

Да, министр Отто Шварцкар не любил меня. Можно было сказать точно: у министра магии случалось разлитие желчи, когда он слышал мое имя. Возможно, я слишком преувеличивал значение академии как печати для магического провала. Возможно, министерство нашло способ запечатать его и сократить финансирование, закрыв академию и отправив студентов по другим учебным заведениям. И уж точно Стенли был прав: с ним лучше сотрудничать и дружить, а не ссориться.

Но я не собирался отдавать Деллу этому хлыщу со шрамом. В том числе, и потому, что видел – шрам остался от крепкого сабельного удара, который убил молодого полковника на месте. А потом совместными усилиями двух министерств, обороны и магии, его подняли из мертвых: если он снимет мундир и рубашку, то на спине обнаружится вытатуированная печать Соломона, возвращающая мертвое к живым.

Наверно, поэтому Делла так ежится: у нее не хватает магических сил, чтобы определить живого мертвеца рядом с собой, но она чувствует, что здесь что-то не так. Возвращенный нарушает законы природы, и Делле это не нравится.

Она смотрела на меня с печалью и мольбой, а меня разрывало на части.

– Начнем с того, что госпожа Хайсс не предмет и не вещь, чтобы брать ее и забирать куда-то, – произнес я. – Согласен с вами, Делла – феномен, и его надлежит исследовать, но не думаю, что вы обладаете полномочиями похитить девушку.

Стенли улыбнулся. Должно быть, при жизни он был балагуром и весельчаком, любителем женщин и хорошего вина, славным воякой, который не прятался за спинами своих солдат, а шел в бой – и сейчас отыгрывал себя прошлого, уже не чувствуя ни желания сражаться, ни потребности любить и дорожить.

– Вы даже не представляете, Робин, какие именно у меня полномочия, – ласково, словно разговаривая с ребенком, ответил полковник. Делла сидела, прямая, словно натянутая струнка. На ее лице, кажется, остались одни только глаза: широко распахнутые, умоляющие.

– Вам что-нибудь говорит имя Шеймуса Локсли?

– Разумеется. Его высочество Шеймус, третий сын государя. Он здесь при чем?

У меня в ящике стола лежала визитка принца: однажды он вручил ее мне и сказал, что будет рад помочь всем, чем угодно. Я берег ее, каким-то глубинным чутьем понимая, что еще не пришло время прибегать к помощи его высочества. Но теперь это время подошло.

А Стенли теперь выглядел удивленным. Возможно, он не ожидал, что у меня, ректора провинциальной академии, есть какие-то связи при дворе.

– Я написал ему сегодня утром, чтобы он приехал в академию на свадьбу лучшего друга, – сказал я. Напишу принцу вечером, и утром он действительно будет здесь: принц никогда не пропускал праздники. В голове вдруг сделалось легко и звонко, словно там была опухоль, которая неожиданно исчезла сама собой. – Да, вы можете забрать, как вы выразились, подопытную, но сомневаюсь, что вы сможете куда-то тащить мою невесту, у которой его высочество будет свидетелем на свадьбе.

Делла уставилась на меня так, словно это я тут был ходячим мертвецом, а не Стенли. Бен, который все это время тихонько сидел в углу, поднял глаза от сцепленных на колене рук и посмотрел так беспомощно и жалко, словно я надавал ему пощечин при всем честном народе. Берта же осталась совершенно невозмутимой, словно ничего другого и не ожидала.

– Кстати, платье невесты привезли, – небрежно заметила она. – Я расписалась в бумагах курьера, вы к тому времени уже ушли в Большой зал.

Делла поморгала, стараясь опомниться. Взяла себя в руки, сделалась уверенной и независимой. Да, она была невестой ректора, и горе тому, кто решит в этом усомниться. Стенли покосился в ее сторону, словно что-то прикидывал, и поинтересовался:

– А разве это соответствует правилам поведения в академии?

– Что именно? – ответил я вопросом на вопрос. – Могут ли супруги работать вместе? В исключительных обстоятельствах могут, а то, что министерство магии так и не дало мне зельевара, это как раз и есть такие обстоятельства. Одним словом, никаких противоправных отношений и злоупотреблений, если вы об этом.

Лицо Стенли сделалось тяжелым и серым – ни дать, ни взять, посмертная маска. Да, для того, чтобы сражаться с принцем, у него руки были коротки. А его высочество Шеймус имел репутацию сумасшедшего мага, который не всегда контролирует свою магию – и к нему предпочитали не лезть лишний раз. Кому захочется быть проклятым и до конца дней своих истекать гноем из бесчисленных ран?