Дальше я пошёл показывать новому фавориту свой терем. Апраксин внимательно осмотрел лестницы и все закутки. Похвалил за переоборудование большого кабинета, откуда я указал большое кресло унести в гостиную, а мне поставить парту, пару столов с немецкими стульями, да сделать у южного окна большой верстак. Среди стружек и разных деревяшек на верстаке лежали заготовки фрегата и небольшого планера.
— Чудно ты измыслил, государь… Что сиё, позволишь ли узнать? — Он указал на несколько лекал под обводы для модели. Раскладку для фрегата я нарисовал по памяти ещё в мае, заставив ребенка вспомнить моё пионерское детство.
— Сиё, Фёдор Матвеевич, специальные чертежи для деланья игрушки-корабля, какой я видел на картинах, что мне Никита Моисеевич показывал. — Ответил и незаметно написал на краю бумажного листа: "МК-1983/11"<уточнить номер>.
— Зело сиё непонятно, Пётр Алексеевич, как ты можешь быть уверен, что корабль сей, в надлежащих пропорциях исполнен? — Мы с царём пропустили этот вопрос без ответа. — Вот ты уже и начал строгать его? Сам изволишь руку свою приложить, али помогает кто.
— Помогает, боярин, вот Автоном и помогает. Он первую мачту, что голландцы называют фокой, строгал, и нити, её держащие, клеил. Ну, а корабль строгал я сам вот этим рубанком. Андрей же тер его камнем точильным и к лекалам сравнивал.
— Лекалам?
— Я положил так называть сей резаный чертёж, что помогает мне форму корабля с задумкой сносить.
— А что сей крест означает, государь? — Апраксин указал на модель планера, который пытался собрать Матвеев.
С ней я, так же, как и с фрегатом, воспользовался возможностью носителя с фотографической точностью воспроизводить из памяти раз виденные мной рисунки. Труднее, чем вспомнить, было убедить Андрея именно в таком профиле крыла. Меня спасла только его разгорающаяся страсть к воздухоплавательным опытам. Увлёкшись "измышлением" деревянного самолёта он не донимал меня вопросами о проскакивающих в речи словах из другого мира. Я, конечно, где мог, пытался изобразить раздумье как назвать ту или иную деталь. Часто, с помощью Петра, удавалось подобрать местный эквивалент, но и проколы встречались — как, например, с лекалом.
— Это, Фёдор Матвеевич, Андрей пытается из дерева и бумаги самолёт сотворить. А я помогаю ему в силу своего разумения. Коли и тебе интересна такая забава, боярин, полагаю, мы против помощи твоей говорить не будем.
Капитан взял в руки планер, который ещё не был обтянут бумагой. Взвесил в руке, оценил центровку. Ничего не сказал и положил обратно. Начатую мной три дня назад модель фрегата он смотрел более тщательно. При этом постоянно сравнивал с нарисованными мной чертежами. Они, в общем, совершенно случайно сохранились во время пожара. Да и возникли больше как игрушка, проба рисования по памяти, после экспериментов с оригами. Тогда я, отчаявшийся унять головную боль, пришедшую как наказание, в сердцах отдал все бумаги Матвееву и забыл про них. По приезду в Преображенское Андрей показал чертежи и спросил можно ли по ним сделать настоящий корабль. Вот так и возникла идея заняться моделированием.
Гроза завершилась. Апраксин отпросился съездить в Москву к семье. Пётр хотел расспросить Брюса, как и когда он сможет новые ракеты сделать, и что ему необходимо для этого. То, что того оставили с "робятами" я знал от Матвеева. Он же мне сообщил, что Химик пошёл с царским дядькой вытаскивать из темницы старого Фрица. Препятствовать царю посмотреть, как расположились новые немцы, не стал. Проходя в сопровождении Матвеева и Головина по саду, Пётр заметил, что его шатер кем-то занят. То, что у входа стоял один из голицынских боевых холопов, а другой "оберегатель" постоянно обходил вокруг, что указывало на новый сбор темпонавтов. Приближение государя не осталось незамеченным и, подходя, я был перехвачен выглянувшим из-за полога царским кравчим.
— Великий Государь. — Голицын поклонился.
— Князь Борис Алексеевич, что за дело у тебя в шатре моём? — cпросил Пётр.
— Не гневайся, Пётр Алексеевич, стольник государыни Натальи Кирилловны, что давеча звал нас к ней, упал в падучей.
— Так что с того? Неужто к потешным нельзя снести его было?
— Пётр Алексеевич, — Майор пристально всматривался в лицо царя. — Там дело тайное и не след его одного оставлять сейчас.
Я уже понял, что проявился ещё одни из темпонавтов. Однако мне уже совершенно не хотелось продолжения "вселенческих" бесед, и я заставил царя пройти мимо палатки. Матвеев и Головин, безусловно, отметили эту странность, но об этом беспокоиться не стоило. На фоне других чудачеств это могло быть объяснено излишним доверием государя к своему дядьке. Тем не менее, уже уходя, я через Петра попросил Голицына:
— Князь, коли есть с вами немец вчерашний, скажи ему, что государь пожелал услышать его придумки о потехах огненных.