Государь поневоле

Так размышляя, не заметил, как очутился в постели. Ребенок немного последил за моими мыслями, но вскоре устал и заснул. Я же лежал и по новой обдумывал с чего начать. Строил разные планы и тут же сам рушил их. Картины воображаемого рывка страны рассыпались при попытках конкретизации и оцифровывания. Не хватало знаний местных реалий и, самое главное — статистики. Обыкновенной статистики, так часто ругаемой в покинутом мною мире и так повсеместно используемой. Я совершенно не представлял, сколько и чего производится в Московском государстве. Какие цены, какая оплата труда. Ориентиры, дошедшие как свидетельства, и показывающие то, или иное соотношение стоимостей товаров, на взгляд изнутри этого времени оказались совсем недостаточными. Так загружаясь, я все сильнее понимал, что делать сейчас что-то глобальное невозможно. Велик риск ошибки. Даже хорошо, что острое желание ослабить царю окружавшие его дворцовые условности, которое вело меня при отказе от власти и бегстве в Преображенское, возникло вперёд остальных. Пожалуй, лучшим выходом действительно пока будет концентрация на образовании. На образовании царя и его ближних. На своём образовании по обществу и экономике страны. Надо наперво понять, как Русь управляется, чем живёт и что хотят основные политические силы от будущего.

Так и заснул в полном загрузе…

Глава 7

Со следующего полудня и до конца недели я изнывал на официальных мероприятиях в Кремле. Сначала были именины младшего царя, которые совпадали с днём Петра и Павла. Затем последовал день официального приема новых послов от Крымского хана, приехавших выбивать поминки. А в субботу и воскресенье в Москве задержал нас новый торг с Софьей и разграничение полномочий.

Именины Петра праздновали шире, чем собственно день рождения. Была большая служба в Успенском соборе и крёстный ход. Простым обедом не ограничились. Было поздравление от думских бояр, от выборных от дворян и посадских. Отдельно столовались за казённый счет московские дворяне и стрельцы. В Грановитой палате состоялась церемония угощения самых знатных московских бояр из рук царя. Там все было донельзя официально и регламентировано. Приглашенные подходили строго по рангам своей родовитости и близости к престолу. Рядом с троном стоял думный дьяк Фролов, и каждый раз громко объявлял заслуги угощаемого. Мне совали в руки чарку, и я подносил её кланяющемуся мне "холопу" (как они себя называли). Чинов, которым надо было дать угощение и сказать милостивые слова оказалось настолько много, что "челобитная церемония" в конце мая показалось легкой разминкой перед затянувшимся кроссом. Царей, а Иван так же присутствовал на "угощениях", даже пару раз выводили на процедуру "охлаждения".

Последующий за этим пир походил на тот, что был после коронации. Так же пышно, так же скучно и пыльно. К тому же ни Майора, ни Учителя на всём праздновании не было. Кругом были сплошь малознакомые мне лица сторонников Софьи. При этом я отметил, что некоторые, как и мой кравчий, постригли, а то и побрили бороды. Иногда среди свиты матушки мелькал Абрам Лопухин, да среди больших и ближних вместе с братьями толкался Капитан.

К концу именин я шел в отведенную царю в бывших покоях брата Ивана опочивальню, не чуя под собой ног, и малодушно кляня себя за то, что утро начал с часовой тренировки с Капитаном. Тот царя щадить не стал и выдал довольно сильную нагрузку. Казалось, что именно сил, потраченных на первое занятие, и не хватило до конца вынести праздничные церемонии. Возможно, мой поспешный уход с пира и вызвал пересуды, но мне это было абсолютно безразлично. Тем более, что Пётр ещё в процессе "угощений" отошел от управления и мне пришлось сдать самый трудный свой экзамен по дворцовому этикету.

Перед самым сном, уже после вечерней молитвы и моего разоблачения из парадных одежд, в спальню заглянул Фёдор Апраксин. Он довольно бесцеремонно вытолкал в сени и спальников, и Тихона с местным служкой. Затем начал пытать меня про вчерашний разговор с Голицыным. Вылилось это еще в часовую беседу об Инженере и открывающихся новых возможностях. Капитан, естественно, горел желанием сейчас же начать подготовку к постройке флота. Он пытался объяснить царю важность морских сил. Рисовал картины морских сражений и славы Петра как основателя нового дела. Я не стал его разочаровывать тем, что Пётр в то время уже спал, и все старания поразить воображение ребенка пропали втуне. Меня же эти картины не впечатлили — не морской я человек, хоть и увлекался когда-то моделями парусных судов. Уж лучше бы ему было описывать перспективы бороздящих просторы Атлантики стальных винджамперов, доставляющих нам и чилийскую селитру, и индийский хлопок, и даже китайский чай.