Государь поневоле

В вечор был разговор еще один, почти приватный, с патриархом. Он, я полагаю в воспитательных целях, задумал при ученике пенять Зотову на мои вольнодумства и корить того нерадением в обучении государя. Отдельно присовокупил пьянство в последний день поста, но этот грех насколько я понял не проходил по тем временам как особо крупный. А вот недостаточная церковность воспитания царских отроков могла повлечь любые по суровости для наставника последствия. Однако Иоаким ограничился наложением епитимьи — неделю строго поститься и денно, и по вечере, перед сном, читать мне наново жития и толковать их. К этому он добавил, что будет читать не сам Никита, а специальный служка-монах от подворья владыки, да тоже слушать толкования и обо всех успехах его святейшеству докладывать.

Я совсем упал духом. Носитель мой тоже затосковал. Он вообще подумал, что мы останемся в Кремле до следующих выходных, а ведь я обещал его(себя) научить плавать, если погода да матушка позволят. К счастью, Зотов сумел, соглашаясь во всём с владыкой и смиренно принимая наказание, упросить того перенести всё это в Преображенское.

Потом разговор плавно перешёл в практическую плоскость. Патриарха интересовало, может ли Зотов со своей новой бумажной мануфактуры делать льготные поставки продукции в церковные печатные мастерские. А коли сможет, то как скоро. Оказалось, что и здесь Учитель сумел застолбить деляночку. При этом, как я узнал позднее, он аналогично организации стекольной мастерской использовал свои связи в Дворцовом приказе. Ведь формально заводы числились за государем, плата иностранным спецам тоже обещалась из Посольского приказа, а вот текущие расходы шли непосредственно с Зотовского кармана. Учитель, после небольшого торга, пообещал удовлетворить запросы церкви в бумаге, но в ответ попросил крестьян на строительство и небольшую профессиональную услугу.

Касалась она распространения керосинок. После пожара репутация ламп была среди бояр слегка подорвана, и Учитель не мог пристроить изделия из пробной серии, которые были на подходе в его мастерских. Он попросил патриарха вступиться перед хулителями и благословить новые изобретения, да себе на обиход принять как дар одну лампу.

Иоаким надолго задумался, не решаясь удовлетворить просьбу своего любимца. Даже то, что среди недоброжелателей Зотова было много последователей Сименона Полоцкого и других клерикалов киевского толка, не могло подвигнуть его святейшество на такой серьезный шаг как выступление в защиту технических диковин. Не знаю на беду ли, на удачу ли, но тут я решил вмешаться. Особо нового выдумывать не стал и просто поинтересовался, может ли церковь взять исключительно на себя все производство светильного оборудования, включая набирающие популярность стеариновые свечи, с присвоением всех доходов в свою казну. А чтобы люди больше брали свечей, да ламп, архиереям во главе с Иоакимом хорошо бы прилюдно благословить их использование в быту против лучин, признав это делом богоугодным. Восковые свечи вообще можно запретить вне церковных служб, а продавать всё через лавки при монастырях и приходах. Естественно, что я обусловил свое согласие и поддержку этого проекта в думе исключительно комплексным подходом. В наивность его святейшества я ни капли не верил, но та живость, с которой он обсуждал с Зотовым хозяйственные проблемы, дарила надежду на взаимопонимание.

В общем, владыко не быстро, но сообразил, с какой стороны на хлебе масло, и свое согласие на крышевание дал, пообещав завтра прийти в Думу порешать вопросы. Иоаким, конечно, был строг и ортодоксален в вопросах веры, но ещё больше он был заинтересован в увеличении богатства и влияния церкви. Поэтому я рассчитывал, что теперь его расположение к Зотову и новым материалам возрастёт, получив финансовую базу, а наезды от святош будут делаться с оглядкой на позицию руководства. Осталось только это провести через правительство. Там тоже хватало лиц заинтересованных в прихватизации. Василий Голицын сам был не против производство стеариновых свечей на государство взять.

* * *

— Ну и что ты этим добился, Дима? — спросил меня Зотов, когда Патриарх ушел и мы остались одни. — Зачем отобрал у меня все доходы? Хорошо так не своё отдавать! На какие средства теперь дело развивать? Просили же тебя не делать ничего без совета! И момент так подгадал, что ничего сказать против нельзя!