Государь всея Руси

А Новгород и Псков — это сила! Московским князьям понадобилось два века, чтоб одолеть её. Одолели, спорили, но глаз не спускают и поныне. Уже более восьми десятков лет висит на кремлёвской звоннице вечевой новгородский колокол, висит беззвучно, а Москве и поныне слышится его мятежный звон. И поныне Москва не доверяет новгородцам — от самого худого холопа до первосвященника. Редко кому из новгородских владык удавалось закончить свой век с белым клобуком на голове. Было даже так, что Новгород целых семнадцать лет оставался совсем без архиепископа. Только Макарий — единственный! — пришёлся ко двору, и так услужил, так уноровил Москве, так расположил её к себе, что пошёл ещё выше — в митрополиты всея Руси. Правда, немалую роль в этом сыграло его приятельство с Шуйскими, и в первую очередь личная дружба с самым влиятельным из них — князем Андреем Михайловичем[58]

, заправлявшим одно время всеми делами на Москве. Как раз в пору наибольшего могущества Шуйских Макарий и взошёл на митрополичий престол.

Падение Шуйских, за которых Макарий и не подумал вступиться, казалось, должно было отразиться и на его положении, но этого не случилось: он к тому времени успел уже завоевать любовь самого Ивана, потихоньку внушив ему мысль о божественной природе его власти, которую и взялся с усердием обставлять атрибутами священства. Именно он, Макарий, составил чин венчания и венчал на царство семнадцатилетнего Ивана.

Нынешний новгородский архиепископ Пимен занимает кафедру чуть больше десяти лет, но за эти десять лет уже не единожды «чаял собе опалы», хотя тоже всячески старается угодить, уноровить царю: шлёт подарки, благословения, сам ежегодно наезжает к рождественским праздникам со святой водой и заздравными просфорами. Свадебные дары, присланные им Ивану и Марье Темрюковне[59]

, были одними из самых богатых: два креста ценою в триста семьдесят рублей да два образа — Спаса и Пречистой, обложенные серебром, в стосемьдесят рублей каждый, ещё и царевичам было прислано два образа в восемьдесят рублей, а к ним сорок золотых.

В Полоцк вместе со святой водой на освящение великой победы и на утверждение царскому благородию и всему христолюбивому воинству Пимен прислал драгоценный образ святой Софии Премудрой и послание, исполненное утончённой, торжественной лести: «Воистину убо Бог в тобе пребывает, а ты в Бозе! Превеликаго разума Божиим милосердием исполнена истинная ветвь родителей своих, и своего царства добре управляше державу, иже великому сему всего мира кораблю, управляему от мудраго кормчего, благочестиваго царя, воистину заступника взрасти, — медоточивыми словесами припадал он к самому сердцу Ивана. — Ты же убо, о Боговенчанный царю, не яко наёмник, но яко истинный пастырь потщился православие от неверных освободите и церкви разорённые соградити и велелепием образа Христова украсите их в первое достояние. Того же убо ради щедрый и милостивый владыка Господь смирения нашего не презре, вздвиже рог спасения нашего в облике тебя, Боговенчанного царя, и вручил тебе скипетро Российская царствования, жезл силы, жезл достояния, устрашающа словеса на суде, хранящего истину в веки, творяща суд и правду посреди земли и непорочным путём ходяща».

Сколько великолепия, сколько умильно-возвышенного благоговения, насыщенного множеством различных оттенков — от священного преклонения и почитания до самого обычного раболепства! Сколько изящества и вдохновения в каждом слове, в каждой мысли, в каждом уподоблении! Такое не исходит из сердца. Тут изощряется ум. Как всё им выверено, взвешено! Ни малейшего избытка ни в чём. Но ни в чём и ни малейшего недостатка. Так веками оттачивались, шлифовались, доводились до высшей степени совершенства священные писания, которыми завоёвывали человеческие умы и души, но как, однако, далеко им до отточенности и совершенства лести, которая одерживала и одерживает такие победы, о которых святая братия не может и помыслить.

Кто из сущих в посюстороннем мире способен устоять, удержать себя в узде, не попрать душевной простоты и не вознестись выше самых высоких пределов, назначенных человеку, слыша, как его нарицают хранящим истину, творящим суд и правду посреди земли, ходящим непорочными путями?! Легче поверить, что ты червь, тля, чем не поверить, что ты — столп, вознёсшийся к небу, и что в тебе пребывает Бог, а ты в Боге.