Государственность и анархия

Народ наш глубоко и страстно ненавидит государство, ненавидит всех представителей его, в каком бы виде они перед ним ни являлись. Недавно еще ненависть его была разделена между дворянами и чиновниками, и иногда даже казалось, что он ненавидит первых еще более, чем последних, хотя, в сущности, он их ненавидит равно. Но с тех пор, как вследствие упразднения крепостного права дворянство стало видимо разоряться, пропадать и обращаться к своему первоначальному виду исключительно служебного сословия, народ обнял его в своей общей ненависти ко всему чиновному сословию. Нужно ли доказывать, до какой степени ненависть его законна!

Государство окончательно раздавило, развратило русскую общину, уже и без того развращенную своим патриархальным началом. Под его гнетом само общинное избирательство стало обманом, а лица, временно избираемые самим народом, головы, старосты, десятские, старшины, превратились, с одной стороны, в орудия власти, а с другой, в подкупленных слуг богатых мужиков-кулаков. При таких условиях последние остатки справедливости, правды, простого человеколюбия должны были исчезнуть из общин, к тому же разоренных государственными податями и повинностями и до конца придавленных начальственным произволом. Более чем когда-нибудь разбой остался единственным выходом для лица, а для целого народа – всеобщий бунт, революция.

В таком положении что может делать наш умственный пролетариат, русская, честная, искренняя, до конца преданная социально-революционная молодежь? Она должна идти в народ, несомненно, потому что ныне везде, по преимуществу же в России, вне народа, вне многомиллионных чернорабочих масс нет более ни жизни, ни дела, ни будущности. Но как и зачем идти в народ?

В настоящее время у нас, после несчастного исхода нечаевского предприятия, мнения на этот счет, кажется, чрезвычайно разделились; но из общей неурядицы мыслей выделяются уже теперь два главных и противоположных направления. Одно более миролюбивого и подготовительного свойства; другое – бунтовское и стремящееся прямо к организации народной обороны.

Поборники первого направления в настоящую возможность этой революции не верят. Но так как они не хотят и не могут оставаться покойными зрителями народных бед, то они решаются идти в народ, для того чтобы братски разделить с ним эти беды, а вместе с тем и для того, чтобы его научить, подготовить, не теоретически, а на практике, своим живым примером. Они пойдут в фабричные работники и, работая наравне вместе с ними, будут стараться распространять между ними дух общения…

Другие постараются основать сельские колонии, в которых, кроме общего пользования землею, столь известного нашим крестьянам, проведут и применят начало им еще совсем незнакомое, но экономически необходимое, начало коллективного обрабатывания общей земли и равного разделения продуктов или цены продуктов между собою на основании самой строгой справедливости, не юридической, а человеческой, т. е. требуя больше работы от способных и сильных, меньше от неспособных и слабых и распределяя заработки не в меру работы, а в меру потребностей каждого.

Они надеются, что им удастся увлечь крестьян своим примером, а главное, теми выгодами, которые они надеются получить от организации труда коллективного; такую же надежду питал Кабе, когда после неудавшейся революции 1848 г. он отправился со своими икарийцами в Америку, где и основал свою Новую Икарию, которая просуществовала очень недолго, а должно заметить, что для успеха такого опыта американская почва все-таки была благоприятнее русской. В Америке царит полнейшая свобода, а в нашей благословенной России царит – царь.

Но этим не ограничиваются надежды наших подготовителей и мирных вразумителей народа. Устройством своей домашней жизни на основании полной свободы лица они хотят противодействовать той гнусной патриархальности, которая лежит в основе всего нашего русского рабства. Значит, они хотят поразить наше общественное главное зло в самом корне и, следовательно, содействовать прямо к исправлению народного идеала и к распространению в народе понятий практических о справедливости, о свободе, о средствах к освобождению.

Все это прекрасно, чрезвычайно великодушно и благородно, но вряд ли исполнимо. А если кой-где и удастся, то это будет капля в море, и капля далеко не достаточная для того, чтобы подготовить, поднять и освободить наш народ; потребуется много средств, много живой силы, а результаты будут слишком ничтожны.

Те, которые рисуют себе такие планы и искренно намерены осуществить их, делают это, без сомнения, закрывши глаза, для того чтобы не видеть во всем ее безобразии нашей русской действительности. Можно наперед предсказать им все страшные, тяжкие разочарования, которые постигнут их при самом начале исполнения, потому что за исключением разве только немногих, весьма немногих счастливых случаев, большинство между ними дальше начала не пойдет, не будет в силах идти.