Государство и эволюция

Суть позиции С.Ю.Витте прямо противоположна. Он считал, что попытки сохранить государственный контроль над крестьянством – главный фактор экономической отсталости, основа потенциальной социально-политической угрозы. Витте хорошо видел связь недостаточного укоренения частной собственности с угрозой революции. Отсюда ключевые элементы его программы: уравнение крестьян с другими сословиями в гражданских правах, отмена особой системы наказания для крестьян, подчинение частноправовых отношений крестьянской общины гражданским законам, возврат крестьянам права выхода из общины, закрепление прав на личный надел, превращение размытой собственности дворов в частную собственность хозяев, отмена ограничений свободы передвижения и местожительства.

Уже в 1903 году (указ 12 марта) С.Витте удается провести решение об отмене круговой поруки. Манифестом от 11 августа 1904 года отменены телесные наказания, но понадобились аграрные беспорядки, переросшие в революцию 1905-1907 годов, чтобы царское правительство в полной мере убедилось в опасности и бесперспективности линии государственной опеки, твердо сделало свой выбор в пользу аграрных реформ Столыпина. В глубокой личной неприязни С.Витте к П.Столыпину очень хорошо видна обида за то, что не ему удалось реализовывать выношенные преобразования.

Кредо П.Столыпина: "Пока к земле не будет приложен труд самого высокого качества, т.е. труд свободный, а не принудительный, земля наша не будет в состоянии выдержать соревнование с землей наших соседей… Особое попечение, опека, исключительные права для крестьянина могут только сделать его хронически бессильным и слабым". В своей аграрной политике Столыпин показывает нам редкий в русской истории пример крупного, государственно мыслящего деятеля, старавшегося ужать роль государства в экономике. Подготовленные им указы от 5 октября и 9 ноября 1906 года устраняют сословное отделение крестьянства, гарантируют крестьянам право делить имущество между членами семьи, отчуждать наделы, уйти из общины и требовать свою долю общей собственности в частную собственность, объединять участки, заменять подворную собственность частной. Важнейшее препятствие на пути аграрного развития наконец снято.

Число крестьянских хозяйств, выходящих из общины, мизерное в 1906-1907 годах, начинает расти как снежный ком и в 1909 году достигает максимума (579 тыс. дворов). Мощный стимул к развитию выделяющихся хозяйств – возможность получить процент под залог земли в Крестьянском банке. Постепенно расширяется круг организаций, предоставляющих ипотечные кредиты, действуют К) акционерных земельных банков, 30 городских и губернских кредитных обществ, формируется развитой земельный рынок. Объем продажи земли в Европейской России растет со 157 тыс. десятин в 1908 году до 724 тыс. десятин в 1913 году.

Аграрный сектор отвечает на новые стимулы быстрым ростом объема и эффективности сельскохозяйственного производства: валовая продукция сельского хозяйства Европейской России в 1909-1913 годах на треть превышает объем 1900 года, производство зерна с 1900 по 1913 год возрастает больше чем в полтора раза, экспорт хлеба – почти вдвое.

Никогда российское сельское хозяйство не развивалось так успешно, как в коротком интервале между общиной и колхозом. Так история дала экспериментальный ответ на спекуляции относительно "прирожденного коллективизма" русского крестьянина, его опять же "непреодолимого" неприятия частной собственности. По крайней мере для наиболее активной части дореволюционного крестьянства это было явно не так. Я думаю, что, если сегодня удастся сформировать полноценный земельный рынок, результаты будут не менее впечатляющими, несмотря на несомненное падение трудовой этики крестьянства за годы колхозного разложения.

Добиться успехов в индустриализации страны после освобождения крестьян также удается не сразу. Важнейшим препятствием на этом пути стал хронический дефицит национальных сбережений. Крестьянство, переобремененное налогами и выкупными платежами, лишенное при сохранении общины стимулов к развитию производства, явно не могло быть источником значительных добровольных сбережений. Дворянство с укоренившимися нормами дорогостоящего демонстративного потребления также не годилось на роль крупного поставщика финансовых ресурсов для развития. Государственный бюджет оставался хронически дефицитным, подтачивая доверие к национальной валюте. Собственные накопления молодого отечественного предпринимательства были недостаточными, чтобы превратить страну в регион динамичного экономического роста.

Крайне слабыми, малоэффективными были и национальные институты аккумуляции и перераспределения сбережений. Невысокие стандарты деловой этики, дурная традиция фиктивных банкротств не оставляли надежды на то, что отечественный банковский сектор сможет стать субъектом крупномасштабного долгосрочного кредитования индустриализации.