Государство и революции

Они пришли сюда не считанные и не переписанные — безымянные. И такими же отсюда уйдут. Они переступили черту жертвенности и побывали за ней. Они были солдатами, и они — победители… Они отсюда уйдут, как возвращаются из походов домой. И растворятся в буднях. Смешаются со всеми. И с теми, кто душой болел за них. И с теми, кому были безразличны и они, и войска, и хунта… Они растворятся такими же безымянными и несчитанными, как пришли строить баррикады, глотать дым костров и ждать удара. Лишь иногда, встретив знакомое лицо, обменяются: "Как ты?" — "А как ты?" Но это будет завтра. А сегодня — их день. День Победы. И у них состояние, как у сделавших свое дело строителей. Первопроходцев. Квартирьеров. Тех, кто сделал праздник для других. Они сделали его и смотрят, как люди празднуют. И сами празднуют но очень устали. Ведь это очень трудная работа — делать праздник Свободы. Поэтому они и вместе со всеми — и не смешиваются с ними. Вместе — и как бы отдельно. И не нужно сейчас им мешать…

От Белого Дома праздник растекается вширь по Москве, Какая-то женщина у баррикады одиноко стоит и кричит: "Не расходитесь! Информация не подтвердилась! Янаев не арестован!" Но ее не слушают. Призывы к сохранению бдительности тонут в море ликования. Впрочем, подъем радости так велик, что пойди сейчас хоть дивизия — ликующая толпа раздавит ее легче, чем разъяренная. Сметет на радостях. Потоки людей к Белому Дому. Потоки от него, разносящие эту радость. На глазах, один за другим, по Калининскому проспекту открываются киоски кооператоров…"

Вероятно, в приведенном отрывке вы обратили внимание на одну очень важную деталь. В событиях 19–21 августа создалась поистине уникальная ситуация, когда в общем фронте вокруг Белого Дома объединились самые необъединимые — «Память» и раввины, велико-державники и сепаратисты, тусовщики и милиция, армяне и азербайджанцы, демократы и монархисты, рабочие и нувориши, казаки и шпана. Объединились все — наверное, впервые с 1917 года. Объединились всего на два дня. И этого оказалось достаточно, чтобы твердыня советской системы рухнула. И невольно задумываешься — а если бы вот так же, объединившись, народ вышел в октябре 17-го защитить Зимний Дворец, так ведь наверное, она и не установилась бы эта система?…

В данной работе я отнюдь не претендую на полное освещение всей многоплановой и многообразной картины антикоммунистической борьбы в России. Наверное, для этого потребовались бы десятки томов, куда большие возможности для поиска фактического материала, длительные кропотливые исследования и целая когорта исследователей. Мне же хотелось сделать хотя бы некие обобщенные наметки в данном направлении и проследить как таковую линию этой борьбы на протяжении всего советского периода истории. И как видите, эта линия получается сплошной. Далеко не прямой, с зигзагами, тупиковыми ветвями, колебаниями в разные стороны, подъемами и спадами, но в целом — непрерывной от установления до падения коммунистической власти. Не было в нашей истории ни одной точки, ни одного отрезка, чтобы не жило и не действовало в русском народе сил, противостоящих рабству. То есть, полностью сопротивление так и не было подавлено никогда. Что представляется довольно важным для правильной оценки национального характера «русских» то есть всех народов, населяющих нашу страну.

В свое время была очень популярна идея "суда над коммунизмом", "суда над КПСС" который вскрыл бы все преступления и грехи прошлого, юридически разложил их по полочкам, заклеймил по достоинству и предал официальной анафеме. То есть, что-то вроде "Нюрнберга для коммунизма". Или акта очищения и покаяния. В работах некоторых авторов либерального и демократического толка такая идея периодически встречается до сих пор, и признаюсь, я сам не так уж и давно числил себя ее сторонником. Но только если разобраться, тут опять встает весьма важный и принципиальный вопрос: "а судьи кто?" Каяться в своих грехах и торжественно отрекаться от заблуждений — перед кем? Перед иностранными державами и народами? А чем они, собственно, заслужили роль наших судей и исповедников? Тем, что вовремя учились на ошибках России и поэтому сумели избежать аналогичных катастроф? Или тем, что ради собственных выгод поддерживали советский режим и помогали ему удерживать свой народ в рабстве? Тем, что проявляли абсолютное равнодушие к массовым страданиям и зверствам, и лишь изредка, когда это требовалось самим, вспоминали с высокой горки о "правах человека"? Или из своих закордонных свобод они хоть чем-то помогли освободиться России?