Только вот у Питирима выбора не было. Он тогда, у Кремля, проштрафился по полной, теперь ему только и оставалось, что грехи замаливать. И не отчитывался бы, да уж больно крутенько Софья взялась, а полки ее поддерживали. Да и то сказать — хотела бы она на трон вместо брата сесть, тут бы бояре, конечно, взбунтовались. Так нет же.
На троне лежит Мономахова шапка, а сама Софья, за спиной которой постоянно либо Федор, либо Иван, либо вдовствующая царица с ребенком, садится упорно на его ступеньки.
А царь — Алексей Алексеевич, так всюду и говорится, и пишется.
— Может, мне Иоакима пригласить?
— Ну, пригласи. Побеседуем.
На беседу также пригласили Аввакума и царевича Федора. Но… Как ни старался Иоаким произвести хорошее впечатление, как ни лебезил, как ни прогибался перед каждым, мнение совпало у всех троих. Сразу и жестко.
Тут и Питирим не помог. Оставшись наедине с братом и священником, Софья высказалась коротко:
— Глист скользкий.
Аввакум хоть про глистов и не знал, но кивнул. Федор покачал головой, но в целом был согласен:
— Двурушник он. И всегда таковым был! Блюдолиз и подхалим.
— Вот и мне так кажется.
— Сонь, святой ведь человек…
По ушам царевич получил с двух сторон.
— Святые люди, царевич, Богу служат, а не перед властью преклоняются. А для него завет один — преклонись перед высшим и подгадь низшему.
— Вот перед тобой человек, который Богу служит, — его и в ссылке не сломили, — припечатала Софья. — Батюшка, а вы не хотите на себя сей груз взвалить?
Не хотел. Да еще как не хотел! По лицу Аввакума было видно, что отпихиваться будет, как кот — четырьмя конечностями, а потом еще заорет и примется царапаться. Даже и убеждать не стоило.
— Ладно. Тогда все равно на вас вся работа. Если никого лучше не найдете — поставим этого, хоть и на время. Но хотелось бы кого-то более широкого. Чтобы примирили наконец этот раскол…
Аввакум сверкнул глазами:
— Нечего тут примирять! Искоренить никонианскую ересь — и точка!
Но потом сам не выдержал грозного тона и улыбнулся:
— Извини, царевна. Но не готов я эту тяжесть тащить, сама мой норов знаешь…
— Знаю. Подумаешь, будет у нас пара ушибленных святых отцов, — проворчала Софья. — Правда, батюшка, присмотрели бы вы парочку кандидатов поумнее? Сами понимаете, Никон так ткань рванул сдурьма, что теперь не одним поколением зашивать придется.
Аввакум понимал. Но лезть в гадючье кубло не хотел. И Софья тоже его понимала. Так что спустя две недели ей представили симпатичного молодого человека. Ну как — молодого? Лет тридцати с хвостиком. Симпатичного, с каштановой бородкой и серьезным взглядом карих глаз.
— Добра и здоровья, государыня.
— И тебе того же. — Софья смотрела внимательно. — Отче…
— Аввакум говорил со мной, но не уверен я, что смогу справиться. И что мы с царевичем общий язык найдем.
Софья поставила ушки торчком.
Вот как?
Серьезный мужик. И за себя привык отвечать, это видно. Софья потерла переносицу.
— А расскажите о себе, батюшка? Откуда вы родом?
Андриан, в миру Андрей, оказался из Москвы, из достаточно зажиточной семьи. Просто чувствовал человек призвание Богу молиться — вот и пошел. Вполне успешно поднимался по карьерной лестнице, не поддерживал ни Никона, ни Аввакума, был спокоен и достаточно серьезен — и искренне удивился, когда на него вышел Аввакум.
Патриархом?!
В его-то возрасте?!
Нереально…
Да и то сказать — мужчина твердо был убежден, что есть власть от царя, а есть и от Церкви. И собирался, если что, свою власть защищать. Но в то же время — и Софья видела в нем это, он был достаточно мягок, чтобы не нарываться на скандалы и не спорить. И не выставляться, как это делал тот же Никон…
Может быть… очень может что и быть…
С Андрианом она проговорила часа два, расспрашивая обо всем — от отношения его к латинянам до пристрастий в еде. И подметила интересную особенность.
Все иноземное ему не особо нравилось — и он искренне считал, что Русь надобно охранять от лишней заразы. И в то же время — спокойно говорил с Софьей, хотя царевне не полагалось бы. Это искренне заинтересовало женщину, но к концу разговора она, кажется, поняла, что к чему.
Не обладая избыточной взгальностью, склочностью или честолюбием, Андриан был человеком твердых убеждений. И в то же время мог понимать и чужие.
Мало того, видя, что они не ко злу, он и не протестовал. Да, не принято? А бунт — его как, принять полегче будет? Так что Софья поставила себе галочку, порадовалась и решила поговорить с Алексеем, как только тот вернется. Пусть у брата будет свой патриарх.
А пока…
А что мы можем для Церкви сделать? И чем она может нас отдарить?
Вот смотрите, часть священников у нас до сих пор неграмотна. Так, может, курсы повышения квалификации организовать? Собирать их в монастыре, учить, объяснять? А за то обязать их хоть часть деревенских детей обучить грамоте да счету? С книгами поможем, деньжат на хорошее дело подкинем? Вы подумайте, как это должно правильно выглядеть, а то позорище ж!
Безграмотный поп! Вот оттого и пишут: жил-был поп, толоконный лоб…[9]