Государыня for real

Вчера маленький отряд Николая Константиновича чудом не попал под самолет, который аварийно сел совсем рядом, придавив горячими шасси сотни хвойных шаров. Экс-император с облегчением передал своих подопечных опытным стюардессам, одна только пухлая Мари никак не отцеплялась от его локтя, хихикала и флиртовала напропалую. Проклятое воспитание не позволило Николаю Константиновичу отшить поклонницу в грубой форме. Пришлось тащиться с ней под ручку по всему городу аж до самой парадной, где жила розовая дамочка. Мари очень, очень приглашала его остаться, но государю удалось-таки сбежать, сославшись на сильную занятость. Он говорил чистую правду – вокруг творился Рагнарёк, и нужно было что-то с этим делать. Электричества по-прежнему не было, и радовался этому, похоже, один только креативный директор «Всемогущего».

– Так я же воистину креативный, – Левинсон пожал плечами, одетыми в красную косоворотку. – Непредсказуемость – моя главная фишка. Хотите кофе, Николай?

– Откуда же вы его возьмете, Гавриил? – с недоумением спросил Николай Константинович, отвлекшись на мгновение от созерцания площади. – Ни кофеварки во дворце нет, ни электричества.

На Дворцовой вновь начал собираться народ – на этот раз без картонных сердечек и плюшевых мишек. Даже с этого расстояния люди казались напуганными и растерянными. Интуиция вела их к сердцу столицы, где на протяжении четырехсот лет они узнавали важнейшие новости империи из первых уст.

– Говорю же – непредсказуемый я, – усмехнулся Левинсон и достал из кармана лидвалевских брюк жестяную коробочку, всю в тропических листьях и цветах. – Кофейные зерна в шоколаде. Заказываю на фабрике Конради… Точнее, заказывал до сих пор. Как подпитываться кофеином, когда у меня кончатся запасы волшебных бобов, не представляю. Может, ваши умники из Академии подскажут?

– Дамы и господа, – слабым от усталости голосом объявил Столыпин. Кажется, впервые Николай Константинович видел обер-камергера без пиджака. Рукава рубашки закатаны, галстук вместе с магнитным пропуском перекинут через плечо наподобие перекрученного шарфа. – Перерыв окончен! Прошу всех занять свои места.

Сановники расселись кто куда. К этому часу до дворца добрались решительно все министры, ключевые чиновники и консультанты разных профилей. Припасы мадам Столыпиной кончились задолго до прихода Николая Константиновича, однако она вовремя сообразила послать своего сыночка в ближайшую «Омелу», откуда Семён притащил множество негодных к употреблению полуфабрикатов, пару недожаренных пышек и несколько остывших блинов с начинкой. Николаю Константиновичу достался кусок черствого торта «Ореховый взрыв», но он был рад и ему.

В Зале военных картин стало тесно и в то же время уютно. Куда только подевался индивидуализм, пропитавший современное российское общество! В эту минуту каждый хотел чувствовать себя частью трайба.

– Прежде всего, дамы и господа… Мамуля, не сейчас! – Монументальная мадам Столыпина (конечно, куда же без нее) настойчиво совала в лицо обожаемому сыночку блин с капустой. Семён сделал ей страшные глаза, отбежал в сторонку и продолжил: – Итак, дамы и господа! Прежде всего поприветствуем нового премьер-министра Российской империи, избранного всего час назад на экстренном заседании обеих палат парламента. Прошу любить и жаловать – барон Борис Ильич Бланк!

Николай Константинович вяло похлопал. Ретроград и консерватор Бланк вызывал у него раздражение еще в бытность свою председателем Государственного архива Российской империи – организации совершенно бесполезной после полной оцифровки всех старинных книг, газет и документов. Барон любил записаться к императору на прием, сесть в кресло для посетителей, долго молчать, а потом погладить лысину и протянуть: «Да, батенька, такие дела… Ну, будете участвовать в исторической реконструкции Ледового побоища? Я вам дам подержать флаг с Богородицей. Нам нужно внимание прессы, знаете ли». Николай Константинович долго и путано объяснял, что он не станет участвовать в военных реконструкциях, потому что он убежденный пацифист, придерживается политики мира во всем мире, а кроме того, он не имеет права показывать свою принадлежность к какой бы то ни было религии, и вообще у него очень плотный график, ему некогда в побоища играть. На что Бланк каждый раз говорил: «Да вы, батенька, совсем своим прошлым не гордитесь…», закуривал, не спросясь, трубку и читал императору до крайности занудную лекцию о военных подвигах его, императора, предков. Николай Константинович с ненавистью смотрел на одутловатое, с маленькими глазками, лицо барона, дышал едким вишневым дымом и мечтал, чтобы кто-нибудь из фальшивых ливонских рыцарей во время пресловутой реконструкции ненароком проткнул Бланка копьем. После избрания барона главой партии «За Веру, Царя и Отечество» Николай Константинович стал видеть его еще чаще, только теперь Бланк рассказывал ему не о прошлом, а о будущем, предлагал подписать какие-то немыслимые указы, словно скопированные из летописи города Глупова5