Gothick (СИ)

После короткой баталии я вылез с другой стороны провала и очутился в странном серебристом коридоре. Опытные рудокопы говорили мне, что такие коридоры проделывают самки ползунов, когда удаляются на кладку яиц. Коридор вел вверх и чуть-чуть влево. Странно, но он был пуст. Это могло означать, что ползуны попросту затаились и ждут удобного момента, чтобы напасть на меня. Куда же они запропастились. Ага, вот они!

В конце коридор сворачивал налево и превращался в наклонный квершлаг. Вот и следы пребывания рудокопов - подмости и лестницы, брошенные некогда кирки. Здесь же разгуливают и два ползуна, ковыряясь в пустой породе. Что они жрут здесь, хотел бы я знать? Дураки ползуны учуяли человеческий дух и, отстраняя друг друга, бросились ко мне. Никогда не видел, чтобы толкались в очереди за смертью. За смертушкой...

Как вы думаете, где же я очутился после всех этих подземных путешествий? Никогда не догадаетесь! Взобравшись по лестнице на подмости, я оказался у места выхода на поверхность. Тут же находился и сыто порыгивающий Горн.

- Сбежать хотел? - благодушно осведомился он.

- Посрать хотел! - огрызнулся я, - да укромного местечка не нашел. То ползуны норовят за задницу клешнями ухватить, то ты вот, то гринписовцы...

- Зря не остался на трапезу! - икнул Наемник, - давненько я так хорошо не обедал.

- Судя по всему, уже время для ужина, - намекнул я.

- Может быть. А ты нашел то, что искал?

- Нашел! Теперь снова искать придется. Ты что делать будешь?

- Останусь здесь, доем все остальное. Ну, и допью, конечно... передай Ли, что Свободная Шахта снова наша. Черт побери! Никогда не думал, что Люди Гомеза умеют так драться!

Я попрощался со словоохотливым Горном и побрел на выход, устало спотыкаясь. Этот поход принес мне больше разочарования, нежели радости. Человеческой прочности вот-вот должен был наступить предел. Я очутился в положении любителя фантастики, добравшегося до надписи, сделанной мелким курсивом: "продолжение - в следующем номере. Оставайтесь с нами!" На улице и впрямь был поздний вечер. Я подумал, не воспользоваться мне руной переноса в Болотный лагерь, но внезапно вспомнил о незавершенном деле.

Подойдя к лежащему Окилу, я взвалил его труп на плечи. Это было непросто - северный воин весил по меньшей мере пудов семь, а тело его уже почти окоченело. Тем не менее, мне удалось взвалить его поперек плеч и прочесть заклинание переноса в Новый Лагерь. К Магам Воды.

- Что за... - опешил, непечатно выражаясь, Сатурас, - Горн...

- Это Окил! - устало поправил я и медленно побрел на стоянку Наемников, - Горн остался охранять шахту. Мы победили!

Это сладкое предложение! При словах "мы победили" на глаза Сатураса навернулась пелена - могу в этом поклясться. Суровый Маг отвернулся и пробурчал "ну-ну", а стоящий у меня на пути Нефариус отошел с дороги и уважительно склонил голову. Весть о том, что я вернулся, каким-то образом облетела весь лагерь. По дороге мне шепнули, чтобы я нес тело Окила на высокую скалу над озером, где состоится прощальная панихида, и я пошел впереди, сгибаясь под тяжестью мертвого груза.

Следом за мой брел печальный и скорбящий Орик, лицо которого было темным от горя и ненависти. Чуть поодаль - шагали Ли с Торлофом, Ярвис и Блейд. Следом шли остальные Наемники. Завершали процессию человек двадцать Воров и Скребков. Процедура восхождения на скалу (туда, где обычно Корд обучал новобранцев) заняла около часа. Все это время я шагал и думал, что вот-вот упаду от непосильной тяжести. Окил при жизни был здоров, как бык, а после смерти этот его бычий вес никуда не делся.

На скале уже стояли четверо Магов (телепортировались, надо же, а я уже подумал, что им смерть одного из своих гвардейцев по-барабану), Корд и еще несколько Наемников. Маги приготовили траурный помост, а Наемники оградили его пестрыми ленточками. Уложив тело Окила на доски помоста, я оглянулся и увидел, что каждый в процессии нес с собой небольшую вязанку хвороста. Ну, ясно! Тела павших в бою здесь принято сжигать! Я шепотом поделился своей догадкой со стоящим рядышком Кордом, и тот также шепотом ответил, что Окил - северянин, а все северяне - огнепоклонники.

Далее церемония шла как по-писаному, видимо, такое происходило не в первый раз. Каждый из присутствующих подходил к помосту, говорил несколько слов на прощанье и тщательно укладывал свою вязанку хвороста рядышком. А народ все подходил и подходил. Услыхав, что тело Окила доставлено, из бара пришли уцелевшие Скребки-Рудокопы (те, кому в тот ужасный день выпало находиться на отдыхе в лагере), подошли с вязанками хвороста даже Лефти с Лордом и несколько рабочих с полей. Итого набралось человек пятьдесят. Когда закончил свою надгробную речь последний, уже забрезжил рассвет.

Как только из-за скал показались первые лучи солнца, ко мне подошел с зажженным факелом Орик.

- Марвин! - громко произнес он, - позволь просить тебя о чести!

Я непонимающе глядел на него.

- Возьми факел, дубина! - прошипел за моей спиной голос Торлофа, - где тебя учили?