Готические истории

Он произнес множество клятв, в то время как я заклинал его множеством святых имен; внезапно я увидел, что мои слова заставляют это чудесное воплощение власти, этого повелителя стихий дрожать, точно осенний лист; и наконец карлик, запинаясь (как будто собственный дух неохотно и через силу заговорил внутри него), изрек заклятие, которое – надумай он обмануть меня – могло бы принудить его отдать незаконно присвоенную добычу. Нашей крови, двум горячим источникам жизни, предстояло слиться, дабы навести, а затем рассеять магические чары.

Но довольно об этом богопротивном действе. Я был убежден – и дело было сделано. Проснувшись утром на покрытом галькой побережье, я не узнал собственной тени. Я чувствовал себя так, словно превратился в жуткий призрак, и проклинал свое легковерие и слепую доверчивость. Сундучок был на месте – равно как и золото с драгоценными камнями, ради которых я продал телесную оболочку, дарованную мне природой. Их вид несколько успокоил меня: три дня пройдут быстро.

И вот начался их отсчет. Карлик снабдил меня обильным запасом еды. Поначалу я еле передвигался – настолько чужими и негодными казались мне все мои конечности; а мой голос – то был голос самого дьявола. Но я молчал, обратив лицо к солнцу, дабы не видеть собственной тени, считал часы и строил планы на будущее. Повергнуть Торелью к своим стопам, завладеть Джульеттой наперекор ему – все это можно было легко осуществить при помощи моего богатства. Темными ночами я спал и видел сны, в которых мои мечты сбывались. Солнце дважды садилось – и наконец появилось в третий раз. Волнение и тревога овладели мною. О ожидание, ты поистине ужасно, когда тебя подогревает страх, а не надежда! Как мучительно сжимаешь ты сердце, нарушая его ровное биение! Как пронзаешь ты насквозь неведомой болью наши слабые тела, то словно разбивая их вдребезги и обращая в ничто, точно лопнувшее стекло, то придавая свежих сил, которые ни на что не годны

и только заставляют нас терзаться, подобно силачу, что не может разорвать оковы, хотя они и гнутся от его хватки. Лучезарный, сверкающий диск медленно взошел по небосклону с востока, долго держался в зените и еще медленнее склонился к западу; коснулся линии горизонта – и скрылся из виду! Его отсветы озарили вершины скал, затем начали сереть и бледнеть. Ярко воссияла вечерняя звезда. Скоро он будет здесь.

Он не пришел! Клянусь ясными небесами, он не пришел! Уже потянулась томительная ночь, и вот она уже состарилась и «в черноте ее волос блеснула дневная седина», и вот солнце вновь предстало взору самого несчастного существа из всех, когда-либо роптавших на его свет. Так провел я три дня. Самоцветы и золото – о, как я их ненавидел!

Что ж… не стану чернить эти страницы неистовыми проклятиями: яростно обуревавшие меня тогда мысли и предположения были слишком ужасны. В конце концов я забылся сном, не посещавшим меня с третьего захода солнца; мне пригрезилось, что я припадаю к ногам Джульетты и она улыбается – и затем вскрикивает, увидев, как я переменился, – и снова улыбается, ибо ее возлюбленный, прекрасный как прежде, стоит перед ней на коленях. Но то был не я – то был он, дьявол, расположившийся в моем теле, говоривший моим голосом, очаровавший ее моим влюбленным взором. Я попытался предупредить ее, но мой язык отказался мне повиноваться; рванулся, чтобы разлучить их, но словно прирос к земле – и проснулся, охваченный мукой. Передо мной белели все те же безлюдные утесы, а позади раскинулись мерно шумевшее море, молчаливый берег и голубые небеса над ними. Что все это означало? Был ли мой сон лишь отражением яви? Неужели он и впрямь пытается расположить к себе и покорить мою невесту? Я без промедления вернулся бы в Геную – но я был изгнан. Я рассмеялся – и визгливый хохот карлика вырвался при этом из моих уст: это я изгнан? О нет! Они не изгоняли отвратительное туловище, в котором я отныне пребывал; в нем я могу посетить родной город, не боясь подвергнуться грозящей мне смертной казни.