Готический роман. Том 1

– С женой и детьми тоже. Но главное – с университетским начальством, – с облегчением подтвердила Инге, чувствуя, что на этот раз ей, кажется, удастся мирно уладить это скользкое дело.

– Ты хочешь сказать, что его выставили из университета? Из какого?

«Ну, быстрей, быстрей соображай!» – скомандовала она себе, вкладывая все свое искусство в кончики пальцев. И ответила небрежно, как об обыденном:

– Из многих. Из одних выставили, из других сам ушел.

– А жена тоже его выставила или он сам ушел?

– На этот счет у него были разные версии. Иногда он говорил, что сам ушел, а иногда – что ему настойчиво предложили убираться.

– И какой из них ты верила?

Это был уже совсем человеческий разговор, и в таком разговоре у нее на руках были все карты.

– А мне было все равно. Главное, что он убежал ко мне!

– Ты так его любила?

«Как пишут на коробках с бокалами?» – пронеслось у нее в голове – «Что-то вроде: осторожно – стекло!». И она протанцевала слово за словом, словно на пуантах по столу среди хрупких бокалов:

– Сначала – очень любила. Зато тем сильней его разлюбила. Потом.

– Когда это – потом?

– Ну, когда он поселился здесь, и я стала жить с ним рядом. До того мы ведь встречались только урывками. Так что каждая встреча была праздником. А тут у нас пошла обыденная жизнь, а в обыденной жизни ему не было места.

– Ты у него училась, что ли?

– Да нет, я ведь училась в Гейдельберге. А он никогда там не преподавал.

– Откуда мне знать, где ты училась и где он преподавал? – рассердился Ури. – Ты ведь только вчера об этом проговорилась.

– Если тебе интересно, я все расскажу тебе подробно, – тихо ответила на этот справедливый упрек Инге, вся – воплощенная кротость.

– Прямо так-таки все расскажешь? Например, какую роль сыграл Карл в твоей знаменитой ссоре с профессоршами из Верхнего Нойбаха?

От этого вопроса Инге просто опешила.

– При чем тут моя ссора с профессоршами?

– Но такой человек, как твой Карл, уж наверняка не должен был пропустить этих милашек!

– Ты что, думаешь, я не поделила Карла с этими лесбиянками? – засмеялась Инге с облегчением. – Ты ошибся, они даже не были знакомы. А жаль, они бы слушали его речи с восторгом.

– Чего ж ты их не познакомила?

Инге принялась машинально разминать вилкой душистую яблочную массу:

– Карл последнее время стал страшный нелюдим, – сказала она после долгой паузы. – Он ведь со всем миром рассорился и всех, кого мог, отверг: жену, детей, студентов, университетскую братию – всех, кроме меня. А уж наших сытых радикалов он и вовсе знать не хотел.

– Почему, ведь он с ними даже не был знаком?

– Он презирал их за их сытое благополучие. Ты же вчера видел их виллы?

– Да, впечатляющие домики! Не бедные.

– А он считал, что они из идеологических соображений должны бы были жить в бедности.

– А действительно, из каких соображений эти профессора свили свое прелестное гнездо в вашем медвежьем углу?

Слава Богу, – подумала Инге, с удовольствием возвращаясь к оладьям. – Кажется, он отвлекся от Карла и направил свой интерес в другом направлении. Тут она могла позволить себе полную откровенность:

– Недавно тут неподалеку построили большой университет. В промышленном городке, километрах в двадцати пяти отсюда. Городишко сам по себе неплохой, но скучный, серый, лишенный красот, а кроме того – сегодня модно жить на природе. Вот тамошние профессора и выбрали наш Нойбах – именно за то, что это медвежий угол. Сперва один купил участок, потом еще два, а потом все гуртом повалили...

В дверях без стука возникла фигура Клауса. Он не входя топтался на пороге, и тонкие губы его жевали воздух в неловкой попытке выразить что-то непривычное, но важное. Инге глянула на часы – его время пить кофе еще не наступило.

– В чем дело, Клаус? Что-то случилось?

– Эти ... профессорши.... – выкрикнул он наконец, – из Верхнего Нойбаха!

Слова его прозвучали столь естественным продолжением их разговора, что Инге на мгновение показалось, будто Клаус тоже решил принять в этом разговоре участие. Она терпеливо дождалась, пока Клаус немного успокоится, после чего спросила:

– Так что ты хотел сказать о профессоршах?

Клаус глубоко вдохнул воздух и сказал, запинаясь:

– Приехали. Там, у ворот. Там, на красной машине.

Инге резко оттолкнула тарелку:

– Что ты мелешь? Кто приехал?

Клаус, испуганно пятясь, тыкал пальцем в сторону ворот:

– Они, обе. Там, у ворот. На красной машине.

Инге вышла на крыльцо и глянула туда, куда указывал палец Клауса:

– О, Боже!

– Что, действительно они?

– Они. На красной машине. Что им тут понадобилось?

– Они что, никогда у тебя не бывали?

– Тысячу лет назад, до ссоры. – От ворот донесся пронзительный звон колокольчика. – Что же делать? Притвориться, что мы не слышим?

Колокольчик трезвонил с неотступной равномерностью, и Инге стало ясно, что никакое притворство не поможет.

– Иди, открой им, Клаус, – обреченно сказала она. – И пригласи в дом.

Клаус