– Ты еще вспомнишь обо мне и заплачешь, – сказала она горько и не в наказание, а от всей души. – Ты еще заплачешь, но будет поздно.
Из-за кухонной двери выглянула любопытная кошачья мордочка жены Гейнца, Лотты, которая демонстративно перестала разговаривать с Мартой много лет назад, еще до своей свадьбы. Подогретый вниманием жены, Гейнц решительно перешел в наступление:
– Куда же это ты собралась, уж не в заграничную ли поездку? – съехидничал он, явно намекая на нищенский статус сестры.
Марте стало так обидно, что она не удержалась:
– Я собираюсь перенестись в астральное пространство! – объявила она, сама ужасаясь тому, что говорит. Ведь Мастер тысячу раз повторял, что это страшная тайна, которую никому нельзя открывать.
– Что еще за пространство? Просранство, что ли? – радостно подхватил ее слова Гейнц. – Засральное просранство!
– Засральное просранство! – восторженно взвизгнула Лотта, заколыхавшись всеми округлостями своего сильно располневшего тела.
– И что ты там потеряла? – продолжал допытываться Гейнц. – Или тебе в Карштале сортиров для чистки не хватает?
Головы за столиками радостно заржали, и Марта вдруг заплакала в голос, как маленькая. Раскачиваясь из стороны в сторону и громко шмыгая носом, она оплакивала свою несчастную незадавшуюся жизнь, которая кончится сегодня в полночь и никогда больше не повторится, и своего неблагодарного придурка-сына, которого только она способна вырвать из цепких искривленных лап его гнусной польской девчонки. Она оплакивала своего грубияна-брата, которого ей придется покинуть в этом грязном, обреченном на гибель мире, и завсегдатаев кабачка, которые, даже не подозревая об уготованной им страшной судьбе, весело потягивали пиво из кружек. Ей вдруг стало их всех ужасно, ужасно жалко, – за то, что она покинет их тут навсегда, но еще жальче ей стало себя, – за то, что она никогда больше сюда не вернется и не увидит ни этих пьяниц за столиками, ни сердитого Гейнца, ни его противную Лотту, разжиревшую на нечистой пище, перекрывающей человеку вход в светлый астральный простор.
Рыдая все громче, все исступленней, Марта попыталась представить себе, будто все страшное уже позади и она летит в астральном пространстве, одной рукой сжимая руку Клауса, а другой – руку неверного Юргена, которого Мастер давным-давно отобрал у притворщицы-Ренаты и приставил к молоденькой припадочной девице, убежавшей в Каршталь из богатого дома в Мюнхене.
На миг это ей удалось, она даже увидела, как они втроем идут по радуге, переброшенной с одного края неба на другой, но тут у нее перед глазами непрошенно закачалось прыщавое лицо мюнхенской девицы, – такое, каким оно было до того, как Юрген взялся за ее исцеление. Лицо это все разрасталось и разрасталось, пока не заслонило собой и небо, и радужный мост. Тут Марта испугалась, что в наказание за недостойные мысли о Юргене и о картошке со шкварками ее не впустят в астральное пространство. Незачем ей было заходить в кабачок Гейнца и поддаваться его нечистым соблазнам.
Она бросилась к двери и опрометью выскочила в сгущающиеся сумерки, не зная, будет ей даровано прощение или нет.
Хелька
– Ты не захватил из замка чего-нибудь поесть?
– Не-е. Я так задержался, что не успел заскочить на кухню.
Хелька тесней прижалась к Клаусу. Хоть вечер был теплый, колокольню продувал пронзительно ледяной ветер.
– Жалко. Если б чего съесть, может, было б не так холодно.
Клаус разомкнул Хелькины руки и сделал шаг к лестнице:
– Так я сбегаю, принесу чего-нибудь из дому?
Но Хелька обхватила его еще тесней:
– Ты что? Для чего, интересно, мы тут сидим?
Клаус смущенно заморгал – он забыл, для чего. Но Хелька напомнила:
– Чтоб она тебя не нашла. Она же тебя там поджидает!
– А, может, она давно уехала? Глянь, ведь совсем стемнело.
Хелька втянула ноздрями налетевший порыв ветра и замотала головой:
– Нет, она еще тут. Бегает по улицам, тебя ищет.
Клаус даже не спросил, откуда она это знает, – он ей поверил безоговорочно, как всегда.
– Она что, так всю ночь и будет меня искать?
– Не, вряд ли, – неуверенно протянула Хелька, вспоминая исходивший от Марты острый дух решимости, – до последнего автобуса побегает и уедет.
– Так мы аж до последнего автобуса будем тут торчать? – Клаус прижался спиной к каменному столбу, поддерживающему колокол. – Меня уже ноги не держат. Я ведь сегодня за весь день не присел ни разу.
«Сейчас убежит», – всполошилась Хелька и с силой потянула его за рукав.
– Давай сядем на пол, только не тут, а вон в том углу. Там не так дует.
Клаус послушно соскользнул на пол, но тут же вскочил:
– Ну и холод! Пол просто ледяной!
– А мы сядем спиной к спине – вот так, – и будем друг друга греть.
Они посидели недолго, прижимаясь спиной к спине, и совсем закоченели, – хоть ветер внизу дул не так сильно, зато пол отсасывал из их тел все накопившееся за день тепло.
– Я больше не могу, – взроптал Клаус. – Я лучше спущусь навстречу мамке, чем тут мерзнуть.