Готический роман. Том 2

Во сне ей привиделось, как в комнату вошел Ян, окликнул ее по имени и, не получив ответа, зашелестел бумагами на ее письменном столе. Она хотела позвать его, но не найдя в горле инструмента для произнесения слов, просто поманила его рукой, а, может, вовсе и не поманила, а только хотела поманить. Он однако подошел и, склонившись к ней, на миг прижался к ее виску знакомыми теплыми губами, от прикосновения которых тело ее стало невесомым и вознеслось куда-то в заоблачные выси. Она попыталась отодвинуться поближе к стене, чтобы дать Яну возможность лечь рядом с ней, но какая-то неведомая сила все время отталкивала его прочь, и руки Клары, стараясь удержать его, опять и опять погружались в ускользающие между пальцев хлопья тумана.

Потом подул холодный ветер, превращая эти хлопья в осколки льда, которые стали рассыпаться по полу со странным, почти металлическим стуком. От этого стука у Клары началась убийственная головная боль, а стук все усиливался и усиливался, так что она в конце концов сорвалась с облака вниз и была вынуждена открыть глаза. Она лежала на кровати в своей комнате, а в дверях маячила фигура Ури, монотонно твердящего по-немецки:

– Пора вставать, ваше величество.

Клара схитрила и на секунду опять провалилась в сон, но Ури безжалостно тряхнул ее за плечо и снова повторил, что ей пора вставать.

– Выйди из комнаты! – хрипло велела она ему, надеясь украсть еще несколько мгновений сна. Но Ури ей не поверил:

– Можешь встать при мне, – не согласился он и, потянув с нее одеяло, укоризненно добавил:

– Тем более, что ты даже не раздевалась. А меня мама в детстве учила, что спать в одежде – предел морального падения.

Эта мальчишеская наглость ее окончательно разбудила, и она вдруг нашла в себе силы поставить сына на место задорно, почти весело:

– Я думаю, ты с тех пор познал другие пределы морального падения.

Кажется, ее слова задели его за живое, потому что он внезапно перестал паясничать и сказал серьезно:

– Ладно, пошутили и хватит. Давай, собирайся, тебя уже все ждут.

Она глянула на часы и ужаснулась: она проспала не только послеобеденный чай, но и время начала совещания. Значит, условиться с Яном на вечер ей снова не удастся, тем более, что было решено не делать перерыва на ужин. А если все же попытаться зайти в гостиную? Клара громко откашлялась и произнесла нерешительно:

– В горле страшно пересохло. А что, если я зайду выпью чашку чая?

Но Ури был непреклонен:

– Чай ты выпьешь в хранилище. Я видел, как туда понесли два больших термоса.

И в ответ на ее умоляющий взгляд добавил:

– Не смотри на меня так, его все равно там нет. Он пошел в читальный зал рыться в каталоге старинных рукописей.

Клара задохнулась было от такой дерзости, но от неожиданности не нашлась сразу, как его отбрить. Да и за что, собственно? Он был ее сыном и умел читать ее мысли, так же, как и она – его. Единственно, что ей оставалось, чтобы его подразнить, это прикинуться арестанткой, которую угнетает конвоир. Она причесала волосы, напудрила нос и спросила кротко:

– Но хоть в уборную зайти можно?

Ури сверкнул на нее сердитым глазом:

– На одну минуту, не больше.

– И на том спасибо, добрый господин начальник, – ехидно выдохнула Клара, выскальзывая за дверь.

На дорожке, ведущей к часовне, она все же не удержалась и посетовала:

– Если мы будем регулярно ходить здесь парой, кто-нибудь может подумать, что у нас роман.

За что и получила очередную пощечину:

– Так подумает только тот, кто не заметил, что у тебя роман с другим.

Когда Клара, бросив, наконец прощальный взгляд на хмурое лицо сына, закрыла за собой тяжелую дверь хранилища, она вздохнула с облегчением. Она всегда прозревала в Меире следы особо изощренного садизма, но на этот раз он превзошел самого себя. Ведь такое случайно не придумаешь – приставить к ней стражем Ури, авторитарную ревность которого Меир когда-то испытал на себе! Впрочем, времени думать об этом у нее не было – сэр Эндрью Грант с нетерпением поджидал ее, чтобы представить свой новый, абсолютно неприемлемый план.