Готика. Провинциальная версия

– Обязательно, – откликнулся Стукачев, вовсе не собираясь что-либо предпринимать, дабы освежить и в самом деле затхлую атмосферу, царившую в тесном помещение, и, перехватив взгляд Родионова, устремленный на экран, и чуть скривив свои губы в неком подобии усмешки, кивнул в сторону изображения: – Полезно послушать, о чем болтают. Познавательно, знаете ли. Все-таки – это наш город! Мне лично не безразлично. А вы как думаете?

–…ипотеку! Каждому – достойное жилье! Понизим цены на бензин! Нефть – своя, родная, – вещал с экрана пророк.

Но Павел, погруженный в свои собственные мысли, уже не слышал ни того, ни другого.

“Или это он, Раздатченко? Или нет? Если нет, то что за тип, мертвый, лежит в багажнике моей машины?”

Сомнения гложили. Павла даже немного затошнило, и он пару раз глубоко вздохнул, стараясь избавиться от неприятного чувства.

– Павел Андреевич, ваше здоровье! – громко сказал Стукачев.

– Похож, но все-таки не он, – тихо пробормотал Павел, будто бы в ответ.

– Кто?

Откуда-то издалека донесся голос Стукачева. Что-то спросил Бабенко. Ему ответил Стукачев и, кажется, снова обратился к нему. Родионов опять его не расслышал. Или не понял.

– Что?

– Кто и на кого похож? – с интересом переспросил Стукачев, внимательно наблюдая за Родионовым.

– А-а.

Они уже выпили по третьей. Родионов с удивлением посмотрел в свою пустую чашку. Со стороны могло показаться, что он не помнит о том, что только что сделал изрядный глоток. Он перевел взгляд на Стукачева:

– О чем ты?

–Вы сказали: он – похож. Кто? – с врожденной настойчивостью стукача произнес Стукачев и еще раз уточнил. – Кто на кого? Наш Губернатор похож…

Он не договорил. Они оба и почти одновременно еще раз посмотрели на экран – нос-уточка занимал половину его поверхности.

Профессиональная небрежность оператора? Нет! Этот ракурс, чересчур крупный план: неприглядный, отталкивающий, есть преднамеренная форма, догадались и Родионов и Стукачев. А Бабенко, продолжая, как в зеркало, смотреться в полупустую бутылку, прикинул в уме – сколько еще придется на каждого.

– Похож на кого?

Неприятный вопрос. Стукачев не сводил с него пристального взгляда, одновременно и подобострастного и ехидного. Родионов передернул плечами. Нет, не отвяжется, обречено подумал он и ответил нарочито вульгарно:

– На клоуна! Ну что ты ко мне привязался!

И со стуком поставив чашку на стол, ткнул пальцем в сторону их виртуального собутыльника:

– Он – клоун.

– А Раздатченко? Претендент номер один? На кого по-вашему похож он? – будто это была игра, моментально отреагировал Стукачев.

Родионов вздрогнул.

– Раздатченко? – протянул он, давая себе время, всего-то несколько секунд, на то, чтобы урежить свой пульс, что, едва Павел услышал произнесенную фамилию, сорвался со старта со скоростью спринтера.

– Вот именно, Разадтченко!

– Не знаю. Похож, не похож? Да какая разница! Он, я думаю, выиграет, – нехотя, не зная, что еще сказать, заключил Родионов, понимая, что сказал лишнее.

С видом хозяина, заглядывая по пути в палаты, прищуриваясь: все ли там в порядке, Павел Андреевич прошелся по отделению и, сделав в конце коридора петлю – там коридор закруглялся и впадал сам в себя, вернулся в свой кабинет.

Несколько человек, терпеливо ожидающих его под дверью уже в течение полутора часов, облегченно вздохнули.

– Всех приму, – бросил он через плечо, поворачивая в замке ключ, – всех. Минут через пять начну, вот только… Сейчас…

Он не договорил. Немного одиночества. Капельку. Вот, что мне сейчас мне необходимо, додумал он мысль, садясь в кресло.

Предстоящие на день дела он держал в своей памяти, дублируя, однако, расписанием. Пометки в ежедневнике о заранее назначенных встречах, и не только деловых, график консультаций и консилиумов, план оперативных вмешательств, что составлялся на неделю, а то и на две вперед: фамилия, диагноз, предполагаемое время начала операции. Он всегда знал, что должен делать в тот или иной момент времени, знал, что нужно будет сделать через десять минут, через час, чем он будет занят через двенадцать часов или, например, ровно в шесть часов вечера. И, конечно, ошибался. Но очень редко. И обычно такая ошибка составляла лишь несколько минут. А вот сейчас Павел поймал себя на мысли, что забыл. Кто-то разом вычеркнул целый распланированный день – день, состоящий из множества мелких эпизодов, каждый из которых имел свои собственные параметры: место, время, внутренний смысл – непременно логически-обоснованный, значительный или несущественный. И вот этот день исчез из его памяти. Как будто и не наступил еще.

“Сначала я должен… – борясь с легким опьянением, он потер виски, честно пытаясь сосредоточиться, и мысленно приказал себе как можно тверже. – Начинай работать, Паша, давай, обязан, а иначе раскиснешь и пропадешь!”

Он посмотрел на часы. Пять минут двенадцатого. Медленно перебирая пальцами, открыл нужную страницу в потрепанном блокноте-ежедневнике.

Глава 6. Сало.