Собирая материалы для репортажей, автор беседовал с разными людьми. Его задачей было выяснить, как они оценивают свое недавнее прошлое. Попутно он выявил любопытную языковую закономерность: любимой формой высказывания его собеседников была безличная. «Об этом не говорили», «этого не знали», «об этом не спрашивали». «Я часто слышу безличную форму, — пишет журналист, — если речь заходит о коммунизме. Будто люди ни на что не влияли и ни за что не хотели брать на себя личную ответственность. Будто вспоминали, что были лишь частью единого организма, у которого на совести лежит грех преступного бездействия».

Книга Мариуша Щигела неизбежно вызывает у читателя много разных ассоциаций. При том, что в ней рассказывается почти исключительно о чехах, о невыносимой тяжести и даже гротескности их бытия, она не теряет универсальности. Ведь именно через сходства и различия легче увидеть особенности человеческой природы, сформированной историей XX столетия.

Михал Радговский

Готтленд

_{С благодарностью моему мужу Иржи, который помогал мне пробираться сквозь тернии чешской истории, — переводчик.}

Ни шагу без Бати

Эгону Эрвину Кишу

Год 1882. Духота

— Почему здесь так воняет? — спрашивает своего отца Антонина шестилетний Томаш Батя. Так у него впервые проявляется желание упорядочить действительность.

Мы не знаем, что отвечает ему отец. По всей видимости, он вообще был неразговорчив.

Сапожник Антонин Батя женат второй раз. Оба раза он женился на вдовах с детьми. От каждой у него были еще и свои. В общей сложности в небольшой сапожной мастерской в Злине[1] растет двенадцать детей от четырех браков. А еще у Антонина семеро работников. Вторая жена не любит сквозняков.

Двенадцать лет спустя. Требования

Трое детей от первого брака — Анна, Антонин и восьмилетний Томаш — стоят перед пятидесятилетним отцом. Они требуют свою долю материнского наследства. Предлагают, чтобы он отдал им и ту часть, которую должны унаследовать после его смерти. У них нет времени ждать невесть сколько лет, к тому же в доме тесно.

Они получают восемьсот гульденов серебром и нанимают четырех работников.

Год спустя, 1895 год. Принцип

У них восемь тысяч долга. Не хватает средств на новую кожу, нечем платить за старую. Антонин получает повестку в армию, Анна нанимается прислугой в Вене.

Томаш смотрит на остатки кожи и с отчаяния придумывает свой самый важный жизненный принцип — недостатки всегда превращать в достоинства.

Раз у них нет денег на кожу, нужно шить обувь из того, что есть, — из полотна. Полотно стоит недорого, а из остатков кожи можно делать подошвы. Так Батя изобретает один из хитов приближающегося столетия — полотняные туфли на кожаной подошве. Из Вены он привозит несколько тысяч заказов, полученных за один день. Туфли в народе называют «батёвками».

Благодаря им он строит свою первую небольшую фабрику — на двухстах квадратных метрах работают пятьдесят мужчин.

Год 1904. Вопросы

Рабочие замечают, что Томаш постоянно нервничает и так возбужден, что все в его обществе быстро устают.

Из какой-то газеты он узнает об американских станках и, взяв с собой трех сотрудников, отправляется в Штаты, где в Линне (Массачусетс), городе обуви, нанимается рабочим на крупную фабрику. Его люди, в свою очередь, поступают на работу в другие места. Томаш велит им внимательно следить за всеми стадиями производства. Каждую субботу четыре злинских сапожника встречаются в салуне и обмениваются наблюдениями.

Их удивляет, что в Америке даже маленькие дети пытаются зарабатывать себе на содержание. Самое большое впечатление на Батю произвел шестилетний мальчик, который ходит по домам и за деньги ловит мух.

Одни умирают от нищеты, а другие пекут лепешки на улице и продают по центу за штуку. Томаш подмечает интересное свойство американцев: они охотно заимствуют любые новинки, изобретенные человечеством.

В Штаты он приехал с шестьюстами восьмьюдесятью восемью вопросами, на которые хочет получить ответы. За время его пребывания к ним прибавляются еще семьдесят. Батя приходит к выводу, что более высокий, чем в Европе, уровень жизни среднестатистического американца обусловлен отсутствием какой бы то ни было рутины.

(«Томаш Батя определенно был в США промышленным шпионом», — напишут через шестьдесят лет чехословацкие историки.)

Год 1905. Темп