Готы

«Переселенцы были в своем подавляющем большинстве остготами, хотя к ним присоединились также ругии, гепиды и даже отдельные византийцы (восточные римляне. – В.А.). Ругии воздерживались от смешивания с готами и италиками и сохранили внутри готской державы свою обособленность. Следовательно, они селились рядом; ибо никогда они не смогли бы избежать смешения со своими соседями, никогда ругийский мужчина не мог бы всегда жениться только на ругийской женщине, если бы родственные связи между ругами были разорваны и семьи ругиев – разбросаны по всему царству. Но в том, что было дозволено малой части второстепенного народца-попутчика, конечно, не могло быть отказано готами, пришедшими (в Италию. – В.А.

) целой нацией, и у готов, как у ругиев, целые роды, племена и т. д. селились вместе, компактно. Так же компактно вошли в Римскую державу за сто лет перед этим – вестготы, а впоследствии – лангобарды… Было бы совершенно нелепым, крайне насильственным, почти невозможным шагом, беспричинно разорвать familiae et propinquitates[509]

, бывшие основой жизни народа».

Ну, таким уж беспричинным шагом это бы, конечно, не было, если бы цель Теодориха в самом деле заключалось в слиянии двух подвластных ему народов. Но из уникального документа, запечатлевшего историю остготского царства – писем Кассиодора – явствует нечто иное. Теодорих был очень высокого мнения о своих готах. Он ставил остготов в пример не только всем прочим «варварам», но и римлянам. И его представления о государстве имели мало общего с насильственным или хотя бы стимулируемым соответствующей политикой расселения готов в Италии слиянием разных народов, проживавших бок о бок на италийской земле. Конечно, столь многочисленному (по «варварским» масштабам) народу, как готам, не могла быть выделена, в достаточно густо населенной Италии, способная вместить его весь одна компактная область проживания (для этого пришлось бы изгнать слишком много живших там до этого италиков, что привело бы к серьезным проблемам). Но на практике дело могло обстоять так, как это представлялось Дану: «Только не следует представлять себе расселение (готов в Италии. – В.А.) таким образом, что, к примеру, ровно треть провинции Эмилия была отведена под компактное поселение готов. Нет, готские пришельцы распределялись по всем трем третям провинции Эмилия. Треть каждого имевшегося в наличии римского земельного владения отчуждалась в пользу готской семьи. Но каждое из этих готских семейств, поселявшихся разрозненно, вперемешку с римлянами (cum sciamos Gotos vobiscum habitare permixtos

, как сказано у Кассиодора) в Эмилии, Лигурии и т. д., принадлежало к одному определенному роду, к одному определенному племени. Так что между готами в каждой провинции сохранялись и продолжали действовать прежние родоплеменные связи, позволявшие им чувствовать себя, пусть малым, но единым целым».

Доказательством этого служат не только «Варии» Кассиодора, первого секретаря Теодориха, несчетное количество раз излагавшего его царскую волю и решения на пергамене и папирусе, но и тот факт, что после после уничтожения царства остготов восточными римлянами описанные выше группы готов еще на протяжении нескольких поколений продолжали вести свое обособленное и самостоятельное существование. «Глубокая истина заключается в появившейся еще в те дни (под пером Прокопия. – В.А.) аллегории, называющей народ готов ногами (в смысле «опорами». – В.А.

) Теодориха» (Феликс Дан).

Этот исторический феномен нельзя назвать не имеющим аналогов. Мы уже указывали выше на пример эллинизма. В качестве аналогичного примера можно указать на кельтов Ирландии и Гебридских островов, превратившихся в миссионеров, христианизировавших остальную часть Европы. Но это – так, к слову…

Итак, римский консуляр, сенатор, патриций и магистр милитум Флавий Теодорих, сын Тиудимира, опирался на остготов, как на свои «ноги», и гордился ими. Не столько потому, что готы были сильным, злоровым, молодым и отважным народом, сколько потому, что они заметно выделялись на фоне прочих «варваров» своей тягой к знаниям и способностью воспринимать наследие античной культуры, творчески перерабатывая его, о чем свидетельствуют хотя бы сохранившиеся до наших дней изначально арианские церкви Равенны (пришедшие на смену походным церквям на колесах времен готских скитаний), мавзолеи Теодориха и Галлы Плацидии, остатки дворца Теодориха, базилики Святого Аполлинария[510] (с единственным дошедшим до нас мозаичным изображением равеннской гавани) и Святого Виталия, часовня Святого Андрея и другие архитектурные шедевры остготского периода, которым наш поэт Серебряного века А. А. Блок посвятил одно из самых известных своих стихотворений: