Говорящие памятники. Книга II. Проклятие

Поэт не может ничего,Когда не пьёт любви вино.Любовь, как свет, как солнца краски.Она уносит властно,Подобно сказочной упряжке,От бед, ненастий, лжи и льда.Он, раб бесспорный, боязливый,В своей покорности убог.И жалок век его трусливый,Молчаньем предаётся Бог…Молчаньем предаётся разумИ наша вечная душа,

Когда ты всё берёшь и сразу,Не дав за это ни гроша.

Крупин отошёл от зеркала, обхватил уставшими «лапами» поседевшую голову, долго молчал. Искры еле заметных слёз вспыхнули на его обветренной ошалевшей физиономии и тут же угасли.

– Это не мои вирши… Это строчки последнего памятника, моя личная инициатива. Когда-то она была наказуема, теперь – дико наказуема и облагается налогами. Но кое-что врезалось в память…

– Ну, ну, вспоминай…

Наш азарт – это похоть успеха.Гонит он лишь за длинным рублём.Мы утратили искренность смеха,Стал не графом мужик – кобелём.

Он неторопливо подошёл к окну, распахнул шторы, прислушался. Тут же в глубине двора заиграла музыка – вальс Мендельсона – и вспыхнул мощный прожектор с десятками тысяч энергосберегающих ламп.

– День начался с мудрых стихов, – восторженно сказал он. – Это прекрасно! И ты, моя долгожданная, озвучила их. Они повернули твои ум, душу, умиротворили сердце. – Олигарх перекрестился. – Дай Бог! Позволь мне продолжить возникшую тему.

Он отошёл от окна, набросил на плечи халат, и, разжигая камин, стал вкрадчиво бормотать:

Счастье – это ты мне снишься —

То в лозу, то в розу превратишься.Обовьёшь хмельными лепестками,Нежными, как будто васильками.Полечу опять в святую бездну —Со слезами, ласками мятежными.Обомлею, задрожу, заплачу…Я люблю тебя… я не могу иначе!

Он подошёл к лежавшей на просторной кровати примадонне, внимательно посмотрел ей в глаза.

Вновь чувства, чувства-василькиОт скуки гонят и тоски…

– настойчиво продолжил он читать стихи.

И в каждом поцелуе есть

Любви немыслимая спесь.Из тьмы уйти (он задумался) – большое дело,Но дух презрев, томит нас тело.Но в теле есть коварства лесть…На тело нелегко залезть.Забыв о голубой мечте,О солнечном земном хвосте,Который с трепетом молчитИ, силу чувствуя, торчит.

Он подошёл к швейцарской горке, стоявшей напротив камина, раскрыл её и, взяв бутылку Киндзмараули, откупорил и плеснул в фужер.

Но чувства, чувства-василькиВновь жмутся к телу от тоски.И в страстном теле есть, увы,

Та страсть, чья суть без головы.Ей преданность нужна и брак —Жизнь коротка – люби, чудак!

Сделав несколько глотков, он ласково, с какой-то невыносимой любовью, посмотрел на Сволочкову и продолжил:

Брак – это сказочная лесть,Как надо спать, молиться, есть.Он превращает жизнь в полёт,В которой главное – приплод.А чувства, чувства – васильки —Бегут от брака, от тоски.Они спешат опять на бал,Чтоб их Господь поцеловал.