Говорящий от Имени Мертвых [Голос Тех, Кого Нет]

Денек выдался жаркий, занятия в школе уже закончились, но ни один ребенок не станет купаться здесь, на Вила-Ультиме, где ограда пересекает реку, а лес вплотную подбирается к ограде. Сюда наведывались только мыловары, горшечники да изготовители кирпича, но они рано закончили работу. Эла сможет сказать Голосу все, что должна, не опасаясь, что их подслушают или прервут.

Ей не пришлось ждать слишком долго. Голос греб вверх по течению в маленькой лодочке – такие используют фермеры с того берега, у которых каналы вместо дорог. Кожа на его спине была удивительно белой. Даже у тех лузитанцев, которых называли «лойрос»[30] за светлую кожу, она значительно темнее. Из-за этой белизны он казался анемичным, слабым. Но потом Эла заметила, как быстро плывет лодка против течения, как ловко опускаются весла каждый раз на одну и ту же глубину, длинным, ровным гребком, как туго обтянуты кожей его мышцы. На мгновение комок подступил к горлу, и девушка поняла, что тоскует по отцу, несмотря на глубину своей ненависти к нему. Эла раньше и не думала, что ей хоть что-то нравилось в нем, – да, сила его плеч и спины, пот, от которого его смуглая кожа блестела как стекло.

«Нет, – сказала она себе. – Я не оплакиваю твою смерть, Кано. Мне больно, что ты был совсем не похож на Говорящего, на человека, никак не связанного с нами, но подарившего за три дня нам больше света, чем ты за всю жизнь. Мне больно, что твое прекрасное тело внутри было изъедено червями».

Голос заметил ее и направил лодку к берегу. Эла спрыгнула в тростники и ряску, чтобы помочь ему вытащить ее на песок.

– Простите, что заставил вас запачкаться, – сказал он. – Но я не тренировался как следует уже несколько недель, а вода буквально манила меня.

– Вы хороший гребец.

– Мир, с которого я прилетел, Трондхейм, состоит в основном из воды и льда. Парочка скал здесь и там, немного земли, но те, кто не умеет грести, там более беспомощны, чем безногие калеки.

– Вы родились там?

– Нет. Я там Говорил.

Он уселся на траву, лицом к воде.

Она опустилась рядом с ним.

– Мать сердится на вас.

Его губы разошлись в полуулыбке.

– Она мне говорила.

Эла мгновенно принялась оправдывать мать:

– Вы пытались прочесть ее записи.

– И прочел. Бо́льшую часть. Можно сказать, почти все, кроме самых важных.

– Я знаю. Мне рассказал Квим. – И тут она поймала себя на том, что почти торжествует оттого, что защита, выстроенная ее матерью, остановила этого человека. Потом вспомнила, что сама потратила годы, пытаясь убедить мать открыть ей эти записи. Но Элу словно подхватила волна, она начала говорить совсем не то, что собиралась. – Ольяду сидит дома, отключил глаза и слушает музыку. Он выбит из колеи.

– Ну да, он считает, что я предал его.

– Разве это не так? – Она не собиралась этого спрашивать.

– Я Говорю от Имени Мертвых. Когда я Говорю, я говорю правду и не обхожу молчанием секретов других людей.

– Знаю. Вы никого не уважаете.

Похоже, он обиделся.

– Зачем вы позвали меня?

Все шло не так. Она разговаривала с ним враждебно, и вовсе не испытывала благодарности за все, что он уже сделал для ее семьи. «Неужели Квим настолько подчинил мое сознание, что я начала пользоваться его словами?»

– Вы пригласили меня сюда, на реку. Все остальные члены вашей семьи не желают разговаривать со мной, и тут я получаю послание от вас. Вы хотели сказать мне, что я лезу в чужие дела? Что я никого не уважаю?

– Нет, – жалобно ответила она. – Я совсем не так собиралась говорить с вами.

– А вам не приходило в голову, что я вряд ли стал бы Говорящим, если бы не уважал людей?

И тут она взорвалась.

– Как я хотела бы, чтобы вы вломились во все ее файлы, вытащили на свет божий все ее секреты и огласили на всех Ста Мирах! – яростно произнесла она. В ее глазах стояли слезы. Эла не могла понять почему.

– Я вижу, она и вас туда не пускала.

– Sou aprendiz dela, não sou? E porque choro, diga-me! O senhor tem o jeito[31].

– Я не люблю заставлять людей плакать, Эла, – тихо ответил он. Этот его голос словно ласкал ее. Даже больше – он был как рука, сжимающая ее руку, поддерживающая. – Это правда вызвала ваши слезы.

– Sou ingrata, sou má filha…

– О да, вы неблагодарная, просто ужасная дочь, – подтвердил он с тихим смехом. – Все эти годы, когда в доме царили хаос и всеобщее пренебрежение, вы удерживали вместе семью вашей матери, без особой помощи с ее стороны, а когда решили продолжить ее дело в науке, она отказалась делиться с вами жизненно важной информацией. Вы не заслуживали ничего, кроме ее любви и доверия, а она в благодарность вышвырнула вас из своей жизни – и на работе, и дома. И только тогда вы вслух, при постороннем, сказали, что у вас нет больше сил выносить это… М-да, вы – одна из худших женщин, каких я знал.

И Эла вдруг поняла, насколько смешно ее самобичевание. Но ей не хотелось смеяться над собой.

– Не говорите со мной так. Я не ребенок. – Она постаралась вложить в эту фразу как можно больше презрения.

Эндер почувствовал это, и его глаза сразу стали такими холодными.

– Не стоит оскорблять друга.