Говорит и показывает Россия

В отличие от Ельцина, который воспринимал Россию как гражданскую нацию, Путин видел в ней в первую очередь государство, а в себе самом – его стража, государственника. За два дня до того, как страна официально перешла под управление Путина, он опубликовал манифест под названием “Россия на рубеже тысячелетий”, где государство провозглашалось главным фактором успеха России и консолидирующей силой. Россия не нуждается в государственной идеологии, утверждалось в манифесте. Ее идеологией, ее национальной идеей является само государство. Личные права и свободы – это, конечно, прекрасно, но они не могут гарантировать силу и безопасность. Россия, утверждал Путин, никогда не сможет повторить опыт Британии или США, “где либеральные ценности имеют глубокие исторические традиции”. Россия опирается на другие традиции. Это патриотизм, коллективизм, державность – то есть то, что “держит” страну, она же “государство”, и предохраняет ее от распада.

Крепкое государство для россиянина не аномалия, не нечто такое, с чем следует бороться, а, напротив, источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен… Общество желает восстановления направляющей и регулирующей роли государства… В России тяготение к коллективным формам жизнедеятельности всегда доминировало над индивидуализмом. Факт и то, что в российском обществе глубоко укоренены патерналистские настроения. Улучшение своего положения большинство россиян привыкло связывать не столько с собственными усилиями, инициативой, предприимчивостью, сколько с помощью и поддержкой со стороны государства и общества… Такие настроения имеют место. И потому не считаться с ними нельзя[386].

Есть соблазн проецировать наше сегодняшнее знание о России как националистическом корпоративистском государстве на первые годы правления Путина и описывать “манифест” как часть продуманного и последовательно воплощаемого плана. В действительности же мало кто обратил тогда внимание на путинский манифест. И уж тем более мало кого он встревожил.

Путинское послание на пороге нового тысячелетия, написанное политтехнологами и консультантами, включая Павловского, отражало не столько реальные замыслы Путина, сколько ожидания людей. Опрос общественного мнения, проведенный в январе 2000 года, показал, что 55 % россиян ожидали, что Путин вернет стране статус великой и уважаемой во всем мире державы, и лишь 8 % надеялись на то, что он приблизит Россию к Западу[387]. Как человек, вышедший из среды КГБ, Путин, конечно, являлся государственником, но при этом он был свободен от всякой идеологии, а это, в представлении большинства россиян, не противоречило идее капитализма. Оказалось, совсем наоборот.

В либеральной среде Путина воспринимали как авторитарного модернизатора, который восстановит функционирование государства и экономики. Журналистам, определявшим повестку, Путин казался человеком без определенных убеждений, готовым подхватывать и распространять написанные ими лозунги. Коридор возможностей был изначально довольно широк, и именно от них зависело, в какую сторону он будет сужаться. Просвещенный, обеспеченный, прозападно настроенный средний класс видел в Путине правоцентристского президента с либеральным взглядом на экономику – своего рода российского Аугусто Пиночета.

Через пять дней после официального избрания Путина его давний знакомый Петр Авен, руководитель “Альфа-банка”, крупнейшего в России частного банка, дал интервью газете The Guardian

. Он упомянул Пиночета в качестве образца для подражания: “Я сторонник Пиночета не как личности, а как политика, который принес пользу своей стране. Он не был коррупционером. Он поддерживал свою команду экономистов в течение десяти лет. Для этого нужна сила. Я вижу здесь параллели. У нас сейчас похожая ситуация”[388]. Если президенту понадобится прибегнуть к авторитарным методам для осуществления дальнейших реформ, что ж, пусть так оно и будет, говорил Авен. Прошлое Путина не слишком беспокоило российских либеральных журналистов. Клеймить его за то, что раньше он работал в КГБ, означало бы подвергать его своего рода социальной дискриминации. На тех, кто все-таки выступал против Путина, ссылаясь на его чекистское прошлое, смотрели как на “демшизу”.