Говорить ли президенту?

Япошка сидел неподвижно и смотрел на него. Внешность Суана помогала ему в работе. Глядя на него, трудно было заподозрить, что этот хрупкий человечек, всего пяти футов двух дюймов ростом и ста десяти фунтов весом — первоклассный снайпер. Большинство людей обычно связывают слово «снайпер» с могучими ковбоями или мужественными белыми людьми с квадратными подбородками. Словосочетание «безжалостный убийца» обычно вызывает образ человека, который убивает голыми руками, удавкой, нунчаками или даже ядом. У Суана, единственного из присутствующих, был личный счет к американцам. Когда он был ребенком, во Вьетнаме на его глазах американцы зверски убили его родителей. Они всегда тепло отзывались о янки и поддерживали их, пока в их тела не впились пули. Суана оставили умирать — посчитали, что пулю на него тратить жалко. С этой минуты он, тая скорбь, поклялся отомстить за их гибель. Он бежал в Японию и затаился там на два года после падения Сайгона; работал в китайском ресторане и участвовал в американской правительственной программе помощи вьетнамским беженцам. Потом старые знакомые из вьетнамской разведки, с которыми у Суана были деловые связи, предложили оказать им кое-какую практическую помощь, и он согласился. Однако после сокращения американского военного присутствия в Азии коммунистам потребовались не столько меткие стрелки, сколько адвокаты, и друзья из разводки, извинившись, объяснили, что работы для него не будет. На свой страх и риск Суан стал работать в Японии. В 1981-м он получил японское гражданство, паспорт. Это было началом новой карьеры.

В отличие от Тони, Суан не испытывал никаких чувств по отношению к людям, с которыми работал. Он просто не думал о них. Его наняли выполнить профессиональную работу, работу, за которую хорошо заплатят и которая, хотя бы отчасти, будет долгожданным отмщением за изуродованные тела родителей. Роль остальных в этой операции была второстепенна и ограниченна. При условии, что риск допустить дурацкую оплошность с их стороны сведется к минимуму, он отлично справится с работой и через несколько дней вернется на Восток — в Бангкок или Манилу, а может быть, в Сингапур. Куда именно, Суан еще не решил. Когда все будет кончено, ему понадобится долгий отдых. Он сможет себе это позволить.

Третий человек в комнате, Ральф Матсон, был, пожалуй, самым опасным из этой троицы. Шести футов и двух дюймов ростом, широкоплечий, с большим носом и тяжелым подбородком, он был необычайно умен и потому наиболее опасен. Прослужив пять лет в ФБР специальным агентом, после смерти Гувера он нашел легкий выход из положения — верность шефу и прочая чушь. К тому времени он уже знал достаточно, чтобы с выгодой использовать свое знание криминологии. Начал он с мелочей: шантажировал людей, которые не хотели, чтобы их досье, хранящиеся в ФБР, были обнародованы, но теперь занялся делами посерьезнее. Он никому не доверял — этому его тоже обучили в Бюро, — тем более тупому «макароннику», который под нажимом скорее сломается, чем устоит, или молчаливому узкоглазому желтому наемнику.

Никто по-прежнему не проронил ни слова.

Дверь распахнулась. Трое мужчин, привыкших к опасности и к любым неожиданностям, повернули головы, но, едва увидели двоих вошедших, немедленно успокоились.

Тот из двоих, что был помоложе, курил. Как и подобает председателю, он занял место во главе стола; второй сел рядом с Матсоном, слева от председателя. Они молча кивнули. Тот, что помоложе, значившийся в избирательной карточке как Питер Николсон, а в свидетельстве о рождении — Петром Николаевичем, на всех производил безошибочное впечатление снискавшего уважение директора преуспевающей косметической фирмы. Костюм от Честера Барри, туфли — от Лоэба, галстук — от Теда Лапидуса. На заметке у правоохранительных органов он никогда не был и именно поэтому сидел теперь во главе стола. Себя он считал не преступником, а человеком, который хочет сохранить статус-кво.

Он был одним из группки миллионеров с юга, сколотивших состояние на торговле оружием. Возможности в этом бизнесе были поистине бесконечные: согласно второй поправке к конституции, ношение оружия было неотъемлемым правом каждого гражданина США, и правом этим пользовался каждый четвертый американец. Обычный пистолет или револьвер можно было купить всего за сто долларов, но цены на пулеметы и винтовки высшего качества, ставшие для многих патриотов символом престижа, достигали десяти тысяч долларов. Председатель и ему подобные продавали пистолеты и револьверы миллионами, а пулеметы десятками тысяч. Убедить Рональда Рейгана не мешать торговцам оружием не составило труда, но они знали, что добиться того же от Флорентины Кейн невозможно. Законопроект о владении оружием уже был принят — хотя и при отчаянном сопротивлении — палатой представителей, и теперь, если не принять неотложные меры, несомненно, будет одобрен и в сенате. Следовательно, во что бы то ни стало нужно было сохранить статус-кво, — потому председатель и сидел во главе стола.