Говорит седьмой этаж

— У меня нет родных. И знакомых нет, — ответил мальчик.

Он вынул из-под одеяла руку, чтобы поправить подушку. И тут я заметил, что на руке у него выжжен номер.

— Что это у тебя? — не подумав, спросил я.

— А ты не видишь, что ли? Номер это… клеймо. А зачем — это ты у фашистов спроси!

— Ты что же, в плену был?

— В плену? Ну нет! В плен я бы не сдался. В лагерь они меня посадили за связь с партизанами…

Мальчик рассказал мне, как в его родное село, под Гомелем, пришли фашисты и как он помогал партизанам. Враги заподозрили его и посадили в концлагерь. Там мальчика били палками по спине. Он голодал. И вот у него началась тяжелая болезнь.

— Многие наши ребята побывали в руках у фашистов. Здоровым оттуда не уйдешь! — сказал мой новый знакомый.

Несколько минут мы молчали. А потом мальчик очень тихо и очень грустно сказал:

— А мамку и братишку фашисты расстреляли. Отец на войне пропал. Вот и нету у меня сейчас родных. И письма писать некому… Вот только старшей сестре я все-все рассказываю. Да она тут, рядом… Ей письма писать не надо.

— Значит, у тебя есть старшая сестра? — обрадовался я. — А ты говоришь — родных нету!

— Это не такая сестра, а медицинская, понимаешь? Да она мне все равно что родная.

Я хотел сказать что-нибудь хорошее, ласковое, но никаких слов у меня не нашлось, и я только спросил:

— А как тебя зовут?

— Пашкой… Павлом.

— Как Корчагина, значит?

Мальчик удивленно посмотрел на меня и ничего не ответил.

Вскоре наши ребята начали собираться обратно в лагерь. На прощание я спросил:

— Павка, можно я буду приходить к тебе?

Я и сам не заметил, как назвал мальчика Павкой.

— Заходи, если хочешь.

28 июля.

Мы рассказали Сергею Сергеичу о своих планах. Сказали ему правду, но не всю, не до самого конца. Сказали, что хотим написать книгу о партизанах города. А больше мы ему ничего не сказали. Сергей Сергеич разрешил нашей спецбригаде ходить в город и узнавать все, что нужно. Разрешил! А меня в бригаде нет… Разве это справедливо?

Пусть меня не включили в бригаду, а я хочу быть в ней. И буду! Профессор и Вано даже не узнают, что я буду следовать за ними по пятам. Всюду, всюду!.. Так я решил сегодня утром. А после «мертвого часа», когда спецбригада вышла из лагеря, я тайком пошел за ней. Я и Смелого захватил с собой. Пусть учится ходить по следам, следить и искать!

Было очень трудно идти так, чтобы нас не заметили. Местность открытая, даже спрятаться некуда. Одни только тополи спасали нас.

Я шел затаив дыхание. Зато уж Смелый сопел за двоих. А Вано Гуридзе, как назло, каждую минуту останавливался, оборачивался и хватался за собственную пятку. Видно, что-то попало ему в тапочку. Нам со Смелым из-за этой тапочки приходилось каждую минуту шарахаться в сторону. Вано вообще всегда вертится, как волчок, минуты не может постоять спокойно. Он говорит, что в его жилах течет очень горячая кровь. Не понимаю только, как он со своей горячей кровью линейку проспал?

Первым делом спецбригада зашла в райком комсомола. Тут уж я, конечно, не мог следовать за ней. А как раз напротив был маленький магазинчик, и оттуда было очень удобно наблюдать. Мы со Смелым и зашли туда. В магазине продавали рыбу с очень чудным названием — «барабулька». Люди заходили в магазин, и каждый спрашивал: «Есть барабулька? Есть барабулька?» Голоса сливались, и получалось какое-то смешное бульканье: буль-буль-буль…

Я стал читать объявления, расклеенные по стенам. Тут же висели и «Правила поведения детей и подростков в общественных местах». Интересно, а кто я — «дитя» или уже подросток? Я стал читать «Правила» и узнал очень много нового. Оказывается, на сеансы позже шести часов детям ходить нельзя. А я до сих пор не знал об этом и преспокойно себе ходил.

Я до того зачитался, что даже забыл следить за дверью райкома. Но вдруг, на мое счастье, кто-то наступил Смелому на лапу — он завизжал, поднялся крик: «Безобразие! Ходят в магазин с собакой! Вы бы еще слона привели!» — и так далее. При чем тут слон? Уж люди, когда разозлятся, прямо не соображают, что говорят.

Я вспомнил о нашей спецбригаде, посмотрел в широкое окно витрины и увидел, что Профессор и Вано как раз выходят на улицу.

Мы со Смелым вновь последовали за ними. Конечно, на некотором расстоянии. Профессор и Вано зашли в садик, где стоял памятник партизанам, и переписали себе в блокноты все имена, которые были высечены золотыми буквами на мраморе. А потом они направились в сторону моря. И мы туда же.