Грааль никому не служит

А посвящение Галчи провалилось. Я это сразу почувствовал, хоть она и скрывала от меня. К тому времени наша дружба окрепла и переросла в нечто большее.

Нечто большее… Я вздохнул. Даже наедине с самим собой я не могу произнести слово «любовь». Всё дело в Иртанетте. Я ищу её в каждой женщине. Ищу – и не нахожу. Разве только в Асмике. Но она психоморф. Поди, пойми, что в ней настоящее, а что – притворство.

Послышался шорох. Словно подслушав мои мысли, Асмика подползла ближе:

– Андрей, ты не спишь?

– Нет.

– Андрей, я всё думаю о рунархах. Ты помнишь легенду об Аламуте?

– Орлиное гнездо? Прибежище ассасинов, выкормышей старого Хасана ас-Саббаха?

– Да. Звания Тевайза отражают их стратегию. Туги, федави, ассасины. Мне страшно…

– Значит, их стратегия – террор? Наёмные убийцы, взрывы?

– Нет, не так. Я только сейчас поняла. По легенде, Хасан ас-Саббах разбил в одной из долин сад, в центре которого стоял прекрасный дворец. Фонтаны сада били вином, молоком и мёдом; по дорожкам прогуливались восхитительные женщины. Всё в этом саду было устроено, словно в раю, описанном пророком Мухаммедом.

Время от времени Старец Горы отправлял в «райский сад» своих приспешников, готовящихся стать убийцами. Одурманенные гашишем, послушники обнаруживали себя в райском местечке. Блаженное ничегонеделание, ласки гурий, дивная красота места… Но морок рассеивался, и несчастный человек вновь оказывался в угрюмой крепости. С этого мгновения душа его томилась в аду. Бедняга убивал по приказу своего господина, он предавал и шпионил – лишь бы вернуться в прекрасный сад.

– Рунархи ищут потерянный рай?

– Да. Не знаю, существует ли Старец Горы, проклявший целую расу, или же что-то нарушилось в мифизике мира, но метания рунархов легко объяснить. Поиск. Тоска об утраченном благоденствии.

Я приподнялся на локте. Разговор становился всё интересней и интересней.

– А концлагерь? Он же не имеет смысла.

– Я думала и об этом. Друг автоматов объяснил мне устройство палач-машин. Оказывается, электроника отслеживает появление новых эгрегореальных связей. Со старыми они до поры до времени мирятся.

А ведь она права. Мы, люди, с рождения состоим в разных сообществах: стая школы, стая Первого или Второго Неба, стая родины. Когда проклятие стадности обрушилось на рунархов, они оказались к этому не готовы. Бог знает, что произошло на Тевайзе. Мы видим лишь результат. Началась война, и Лангедок превратился в Чистилище.

Рунархи не способны уничтожать связи, объединяющие разумных существ в стаю. Поэтому они пошли другим путём. Они решили создать человека… или рунарха рая. Неподдающегося. Непривязанного.

Искусственным путём вывести кошку, которая гуляет сама по себе. Мичуринцы.

А орбитальные станции? Вряд ли туда переводят, когда изгой избавляется от всех стай. Скорее, когда перестаёт чувствовать себя заключённым. Интересно, почему Том II до сих пор здесь? Или у могущества месмеров тоже есть пределы?

Постепенно меня одолел сон, и я перенёсся на Южный материк. Сны о печах я почти не помню. В памяти остаются лишь обрывки: тошнотворный запах дыма, отблески пламени и – чьи-то лица.

Не-господин страха? Ложный медитатор? Демоница?

Вопросы, вопросы…

Глава 4. Блаженство ничегонеделанья

Щель в небе расползлась, открывая васильковую синь неба. Солнце просверкивало сквозь облачный край, заставляя снега вспыхивать всеми красками радуги. Не сегодня завтра комбинезоны отрастят поляризационные щитки на пол-лица, и заключённые станут похожи на чёрных бескрылых стрекоз.

Антиграв уходил к горизонту, превращаясь в грязно-серую чёрточку. Холода я почти не чувствовал. По снегу бежали замысловатые узоры анизотропии. Сам не зная зачем, я пнул игольчатую поверхность. Снежинки взвихрились, восстанавливая узор, – словно железные опилки в магнитном поле.

Красиво… Раньше я этой красоты не замечал. Я ударил ещё и ещё раз; узоры каждый раз получались новые. Игольчатый снег сползался к моим ногам, словно потоки муравьёв.

С другой стороны поля ко мне двинулась крохотная фигурка. Изгой брёл неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу, загребая фонтанчики анизотропной пыли.

Тяжело идет, неумело. Новичок, наверное. По снегу надо бежать, а этот ломится, словно паровоз. И вес на одной ноге нельзя задерживать: ухнешь по колено – выбирайся потом.

Словно подтверждая мои мысли, изгой упал. Лицо его побагровело от натуги. Движения стали ещё более бестолковыми.

– Хватит, – крикнул я. – Они нас не видят. Превращайся.

Новичок стал на колени. Белые иглы облепили тело, превращая его в снежную статую. Когда они осыпались, иллюзия пропала. Вместо коренастого каторжника на снегу стояла Асмика.

– Ты до посвящения в стереатре не играла? – спросил я.

– Нет. Меня в монастыре воспитывали. Я боюсь сцены.

– Представляю себе…

– Не представляешь. Дар психоморфа – это компенсация за излишнюю стеснительность.