Грабь награбленное

Когда я вошла в свою квартиру, Гарик уже немного пришел в себя, он поставил цветы в самую большую из имеющихся хрустальную вазу, освободил свою авоську и разливал по бокалам шампанское. Мне хотелось его немного позлить — не зря же меня прозвали ведьмой, — и я как бы невзначай сказала:

— Кэт тоже только что пришла, мы сто лет не виделись, но впереди целый вечер, поэтому успеем вдоволь наболтаться.

Кэт явно чувствовала себя неловко: сидела молча, мялась как-то, но желание провести вечер в моей компании являлось, наверное, более сильным, чем чувство стесненности, поэтому реакцией на мои слова было молчаливое одобрительное кивание. Гарик же, можно сказать, побагровел — кровь-то кавказская, горячая, и скрыть волнение ему всегда было довольно трудно. Он схватил бокал с шампанским и, не делая нам приглашения, со словами: «За тебя, моя богиня!» — выпил его. Я прекрасно понимала, что именно в этот момент он думал не о моей божественной красоте, а о том, какая же я все-таки стерва. Беда Папазяна была в том, что мое желание видеть его возникало только по ходу какого-нибудь расследования, так как желание это совпадало с его возможностями, обусловленными профессией мента. Ничего другого я, к несчастью Гарика, от него не хотела. А вот он…

Надо было как-то организовывать общение, поэтому я решила продолжить разговор.

— Кэт и Гарик, вы оба мне дороги, я вас обоих знаю много лет и испытываю к вам самые искренние дружеские чувства. Так вот, хочу, чтоб мои друзья между собой тоже подружились — выпейте на брудершафт.

Я заново наполнила бокал Гарика и протянула ему его. Кэт послушно взяла свой бокал в руки. Она смотрела на Гарика и откровенно строила ему глазки. Приятели мои опустошили посудины до дна, и, судя по всему, такой вариант сближения им был по вкусу. Гарик, кажется, после шампанского разглядел, что моя подруга очень даже ничего, и что-то вроде улыбки появилось на его лице.

Как раз в этот момент зазвонил телефон: тетя Поля о моей просьбе не забыла. Вообще, она любое задание такого рода воспринимала чуть ли не как долг перед отечеством, поскольку считала — «приступников посодють». Мои друзья притихли в ожидании того, когда закончится телефонный разговор. На самом деле никакой беседы и не было. Тетя Поля шептала:

— Таня, это я.

Я же в ответ многозначительно несколько раз проугукала, каждый раз все громче и выразительнее, как будто с чем-то соглашаясь, затем резко бросила трубку и кинулась к выходу.

— Извините, ребята, дело не требует отлагательства. Веселитесь без меня! Будете уходить, дверь захлопнете. Я, возможно, до утра, — отрапортовала я, открывая дверь.

Таким образом, я реализовала план избавления от далеко не платонической любви Гарика и получила шанс без лишних препятствий продолжать расследование пропажи Сурковой. Итак, к Наполеону! Дай бог, чтобы он воспринял меня так же, как подлинный Наполеон свою Жозефину.

* * *

До Пионерского поселка ехать надо минуть двадцать в лучшем случае, так как моя квартира находится в центре Тарасова. Эти двадцать-тридцать минут мне были просто необходимы, чтобы как следует сосредоточиться, настроиться, как говорится, на нужную волну, поскольку предстояло общение совсем иного рода, нежели то, которым я успела насладиться в обществе Кэт и Гарика.

Действовать я решила напрямую, так как не было смысла прикидываться перед Подольским работником милиции: насколько я поняла, он имеет богатый опыт обведения ментов вокруг пальца, а вот с частными детективами вряд ли имел честь общаться.

Качество дороги постепенно ухудшалось — и это свидетельствовало о том, что моя «девятка» вступила в общение с дорогами Трубного района. Водитель я, конечно, хороший, но плохо знаю дороги в этой части города, поэтому периодически приходилось подпрыгивать за рулем и говорить слова далеко не самые приличные.

Я сбавила скорость и ехала так тихо, что через открытое окно могла разговаривать с прохожими, бредущими по тротуару. Благо время было вечернее, никто никуда в основном не спешил, поэтому я надеялась быстро узнать, где же обитает Наполеон.

Несмотря на то что Пионерский поселок находился на самой окраине Трубного района, в нем все-таки были скверики и небольшие аллеи. Именно вдоль них я и решила проехаться — в случае чего машину можно было оставить у обочины и примоститься где-нибудь на лавочке, вступить с кем-нибудь в разговор, желательно с всеведущими бабульками, и уже тогда разузнать место жительства Подольского.

Первая попытка закончилась неудачей. Я медленно и тихо приблизилась к одинокому прохожему, пожилому мужчине, который любопытно разглядывал все проезжающие мимо машины.

— Извините, — вежливо обратилась я к нему, — вы не подскажете, где проживает Александр Подольский?

Мужчина прищурился и стал с подозрительностью меня разглядывать. Затем он подошел к моей «девятке» сзади, собираясь, очевидно, посмотреть номер. Я решила как-то умерить его беспокойство и сказала:

— Он мой друг, мы пять лет не виделись…

Дед не дал мне договорить: