Грабеж

Антон Фомич боготворил свою супругу, как говорится, души в ней не чаял, считал для себя счастьем исполнять все ее желания и прихоти. Он с гордостью называл ее «моя королева», верил и доверял ей как самому себе и стыдился чувства ревности, которое нет-нет, да и вспыхивало в нем, когда Наталья Максимовна откровенно кокетничала с мужчинами моложе и поинтересней его. Ему все в ней нравилось, все казалось необычным, оригинальным, свойственным только ей: характер, жесты, голос, зубы со щербинкой, ямочка на круглом подбородке, родинка на правой лопатке и даже плохо скрываемый холодок в глазах, когда она возвращалась со свиданий с Зубровым, впрочем, о свиданиях этих Антон Фомич мало что знал.

Наталья Максимовна когда-то мечтала о театральных подмостках, но ее вокальные данные не позволили подняться выше областной филармонии, где ее и нашел профессор Ященко, только что расторгнувший брак со своей первой женой. Наталья Максимовна рассталась с филармонией сразу после замужества, но продолжала, считать себя актрисою и с удовольствием пела на пирушках в компании друзей и сослуживцев мужа, доставляя радость Антону Фомичу, который обычно шептал кому-нибудь из своих знакомых: «Попросите Наташу спеть».

Наталья Максимовна любила комфорт, дорогие и Модные наряды были ее страстью, и, как сказал однажды Антон Фомич Зуброву: «Красивая жена — дорогая жена».

Михаил Михайлович с недавних пор стал другом их дома. Самонадеянный и властолюбивый, Зубров обращал на себя внимание импозантной внешностью и пользовался неизменным успехом у женщин. Рослый, подтянутый, мускулистый, с резкими, но правильными чертами лица, голубоглазый брюнет, он покорил страстную и самоотверженную в любви Наталью Максимовну. Наталья Максимовна как-то сказала Михаилу Михайловичу, что их связывает родство душ. Зубров не возражал. Он тоже умел показать себя с лучшей стороны, изображая воплощение безупречности. Как и Наталье Максимовне, ему были присущи самоуверенность, надменность, властность и развязность. И если привыкшая повелевать Наталья Максимовна командовала только своим мужем, то власть Зуброва ощущал на себе довольно широкий круг людей. В их число входила, между прочим, и властолюбивая, своевольная Наталья Максимовна, покорившаяся более властному и более себялюбивому Зуброву. Это было скорее родство характеров, чем душ. Она полюбила Зуброва не за характер, а скорее за его возраст, за расцвет жизненных сил, за то, чем уже не мог похвастаться Антон Фомич, которого она, по ее искреннему убеждению, тоже по-своему любила и продолжала любить. Любовь, она ведь разная — на весах ее не взвесишь, метром не измеришь, на вкус не испробуешь. Она разнолика как природа. Ведь и Зубров тоже любил свою Наточку, любил эгоистично, за алмазы, хотя себя убеждал, что это искреннее чувство.

Пользуясь своим служебным положением, предприимчивый Ященко сумел создать довольно солидный запасец как натуральных, так и искусственных алмазов, но, будучи человеком осторожным, даже трусоватым, он не спешил обращать эти камешки в капитал, и до знакомства с Зубровым через своего шурина Семена Фесенко, проживавшего в Кишиневе, сбыл всего два небольших алмаза, получив за них далеко не ту сумму, на которую рассчитывал. Вообще он долго и осторожно выбирал компаньона-посредника, через которого можно было бы превратить алмазы в деньги. Честный, порядочный для такого дела, естественно, не годился. Нужен был жулик, но свой, доверенный. Шурин был из таких.

Война застала Семена на границе, и в первые же часы войны он угодил в лапы гитлеровцев, но в тот же день ему удалось бежать из плена. Потом, уже спустя много лет после войны, решив, что из его однополчан никого не осталось в живых, Семен Фесенко сочинил целую легенду о своих мнимых подвигах, поведал ее доверчивому журналисту, и легенда эта вскоре превратилась в печатное слово, к которому люди питают, непогрешимое доверие. Надо сказать, что придуманная Семеном Фесенко легенда была построена на подлинной документальной основе: то есть в ней присутствовала доля правды. Ложь состояла в том, что подвиги других Фесенко приписал себе. Вскоре появились участники и свидетели тех баталий, которые описывал самозваный герой, пошли возмущенные письма в редакцию и музей, куда Семен уже успел передать свои «воспоминания». Антон Фомич об этом узнал случайно, однако умолчал, решил не ставить шурина в смешное положение до поры до времени. А когда Фесенко «надул» и его с алмазами, то есть выплатил ему немыслимо малую сумму, Ященко решил не иметь с ним больше дела. И вскоре у Антона Фомича появился новый знакомый — Яков Николаевич Земцев, человек его круга, занимающий солидную должность и весомое общественное положение.