Грачев — «Центру»

…Когда Кузнецов вошел в кабинет Коха, подойти к столу он не смог: на полдороге на полу лежала огромная овчарка. Он опустился на стул посреди комнаты. За спиной стал эсэсовец. Кох начал читать лежащее перед ним заявление Кузнецова — Зиберта. Кузнецов медленно повернулся на стуле. Овчарка зарычала — она была хорошо выдрессирована. Кох кончил читать заявление. И между ними состоялся тот памятный разговор.

Старый сподвижник и друг Гитлера, один из старейших деятелей нацистской партии, с членским билетом № 60, восседал за столом, на котором зоркий глаз Кузнецова заметил кнопки сигнализации. Отчитав Зиберта за непозволительное для арийца внимание к девице сомнительного происхождения и выслушав заверения «офицера-фронтовика» в исключительной лояльности его невесты, отец которой казнен «бандитами-партизанами», Кох, видимо уловив в речи Зиберта родные для уха пруссака интонации, вдруг спросил:

— Вы откуда родом, обер-лейтенант?

И, услыхав, что перед ним земляк, гауляйтер несколько смягчился и даже угостил Зиберта дорогими сигаретами.

— Где получили ранение? — Кох жестом указал на значок, красовавшийся на мундире обер-лейтенанта.

— Эту метку мне посадили русские еще в сорок первом под Курском, когда мы брали этот город, герр гауляйтер.

И вдруг Кузнецову показалось, что перед ним совсем другой человек. Голос Коха стал металлическим, взгляд холодным, руки во время разговора сжимались в кулаки, словно он собирался в клочья разнести невидимого противника. Кох — человек с двумя лицами, Кузнецов слышал об этом и раньше. Теперь перед ним сидел страшный и ненавистный рейхскомиссар, наместник «фюрера», который одним росчерком пера отправлял на смерть тысячи ни в чем не повинных людей, одного его кивка было достаточно, чтобы даже генерала, если не командующего, бросить в подвалы гестапо.

— Послушайте, Зиберт, кончайте здесь волочиться за разными девицами и скорей возвращайтесь в свою часть. Должен вам сказать, назревают события, которые поставят Россию на колени…

Что это? Непонятные чувства захлестнули сознание Кузнецова. Уж не ослышался ли он? Да это же невероятно! Сам рейхскомиссар открыл перед советским разведчиком одну из сокровеннейших тайн рейха. Он сообщил о готовящемся немецком наступлении.

А Кох тем временем, войдя в воинственный раж, продолжал разглагольствовать перед «земляком» о всесокрушающих «тиграх» и «пантерах», которыми будет сломлена Курская дуга.

То, что Кузнецов услыхал 31 мая 1943 года на аудиенции у Коха, стоило значительно больше, чем голова этого проклятого народом палача. Уже в ту же ночь содержание разговора Зиберта с Кохом стало известно «Центру».

Да, визит советского разведчика Кузнецова в логово врага имел для истории Великой Отечественной войны куда большее значение, нежели имела бы акция возмездия над Кохом. Сигнал Кузнецова о стратегических замыслах гитлеровской ставки в районе Курска помог советской разведке заблаговременно раскрыть тайну «Цитадели» — таким кодовым названием окрестил вермахт операцию на Курской дуге, которая летом 1943 года потерпела крах под сокрушительными ударами Красной Армии.

Неудавшееся покушение на Коха доставило Кузнецову немало горьких минут. Как пишет в своих мемуарах Д. Н. Медведев, «нашлись товарищи, которые прямо ставили в упрек Николаю Ивановичу его благоразумие, осторожность, нежелание рисковать при незначительных шансах на удачу».

…И впоследствии Николай Иванович не оставлял своих планов уничтожить палача. Однако по ряду причин это ему не удалось. В самом конце 1943 года в записке, которую связные доставили Д. Н. Медведеву в отряд, Кузнецов сообщал: «Улетел фашистский коршун (писал он, намекая на Эриха Коха). События на фронтах и шум, поднятый нами в городе, здорово напугали эту хищную птицу. Он и рождественский вечер, не дождавшись 25 декабря, устроил 22-го, чтобы скорее смотаться отсюда.

Не могу простить себе, что я опоздал на этот вечер. Кажется мне, что он больше уже не вернется сюда, а я так настроился разделаться с ним!»

…Когда Кох отсутствовал в Ровно, власть сосредоточивалась в руках генерала Пауля Даргеля. Официально его именовали штатенпрезидентом — правительственным президентом. Фактически он был первым заместителем рейхскомиссара по политическим и партийным делам. Штатенпрезидент «прославился» нечеловеческой жестокостью. Это его имя стояло на бесчисленных приказах оккупационных властей, за неисполнение которых полагалось одно наказание — смерть.

Ликвидацию кровавого палача командование поручило Грачеву, Николаю Струтинскому и подпольщику Ивану Калинину. В случае гибели или ранения Струтинского Калинин должен был сесть за руль и вывезти Грачева из города.

Разведчики знали, что ежедневно в 13 часов 30 минут генерал в сопровождении адъютанта ходит обедать в свой особняк на Шлёссштрассе. Операцию назначили на понедельник 20 сентября.