Грачи прилетели. Рассудите нас, люди

— Нет, гораздо проще — профессиональная. Я должен в срочном порядке научиться мастерству — хоть в этом деле буду чувствовать себя уверенным. А то я просто никто и ничто. Так получается…

Петр опять внимательно взглянул на меня, понял, должно быть, что я переживал драму и что в этой драме непременно замешана девушка, но ничего не спросил, и зачем мне такая срочность — тоже не спросил.

— Это можно, Алеша, — сказал он. — Это проще всего. Я уже сказал, что Трифон отличный мастер. Кроме того, я и сам займусь тобой. Когда-то был каменщиком-инструктором. И если я помогу тебе в такой трудный для тебя час — не только в том, чтобы научить класть кирпичи, а в том, что за этим стоит, — буду счастлив, поверь мне.

— Скажи, Петр, — спросил я, — у тебя был когда-нибудь в жизни такой критический момент, когда на этом моменте сосредоточивалось все прошлое, настоящее и будущее, короче — вся жизнь?

— Нет, Алеша, в том значении, о котором ты говоришь, не было. — Он опять затянулся дымом сигареты, подумал и сознался с легкой печалью: — Просто не выпадал на мою долю такой критический момент. А знаешь, хотелось бы. Времени, видно, маловато отпущено на это в моем распорядке: работа, учеба, всяческие общественные нагрузки, книги… Впрочем, лгу: настоящее приходит независимо от распорядка. Но — не пришло…

Из кухни Трифон вернулся уже другим, громким, бесшабашным — ярость его как бы осела на дно. С размахом поставил на стол чайник. За ним вбежала в комнату Анка.

— Ты уже переехал? — спросила она меня. — Как хорошо! У вас будет дружная комната. — Она захлопотала у стола. — Я простила ему двойку, Петр. Он ее исправит. Правда, Триша?

— Что за вопрос! — Трифон старался ей угодить. — Вот память отточу, тогда не только Пушкина… Пушкина легко заучить — стихи! Я выучу наизусть, ну скажем, Фридриха Энгельса. Например, «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

— Что касается происхождения семьи, то ты, пожалуй, выучишь, — заметил Петр с насмешкой. — Познаешь на практике. За остальные проблемы не ручаюсь.

— Ему Алеша поможет, — сказала Анка. — Ведь поможешь, Алеша? По литературе главным образом. Онегин, Печорин, Митрофанушка…

— Помогу, — сказал я.

Мы сели к столу. Анка разлила чай. Трифон подмигнул мне.

— Здорово ты врезал мне тогда. — Он потрогал левую щеку. — Неделю есть не мог этой стороной — зубы ломило.

— Я тоже с фонарем ходил…

— А где та девчонка, из-за которой мы столкнулись?

— Не знаю, — сказал я.

— Фонарь-то носил в память о ней? — Трифон захохотал. — Хороша память!.. Сама увильнула, а памятка осталась — носи да помни!.. Помнишь?

— Помню, — сознался я.

Петр с улыбкой кивнул на Трифона и Анку.

— Жениться собрались…

Про Анку, это необычайно живое, жизнерадостное существо с ямочкой на подбородке, с руками маленькими и аккуратными — ноготки на пальцах розовые, чистые, — никак не подумаешь, что она подсобный рабочий на стройке.

— Я бы подождала еще, а он, — Анка повела носом на Трифона, — не может. Пристал и пристал — проходу нет! — Она звонко и в то же время стыдливо засмеялась.

Трифон налился густой, свекольного цвета, краской — смутился. Верзила с дикими желтыми глазами смутился! Даже сказать ничего не мог. Только по-мальчишечьи шмыгнул носом.

— Когда свадьба? — спросил Петр.

— В ту субботу, — ответил Трифон глухо.

— Хорошо, — согласился Петр. — Устроим свадьбу.

— Алеша, тебе налить еще стаканчик? — Анка разливала чай. — Как только поженимся, из каменщиков уйду. Что за интерес: дома вместе, на работе вместе, дома обед подавай, на работе — кирпичи или раствор подавай… В штукатуры перейду или в крановщицы.

— Согласен, — сказал Петр.

Трифон тряхнул медными кольцами волос:

— А я не согласен!

Анка изумилась:

— Почему, Триша?

— Не хочу — и все. Оторвешься от нас, останешься без присмотра, и начнут около тебя увиваться всякие… Я тебя знаю…

— Какой ты глупый, Трифон!.. — Анка рассмеялась, взъерошила ему волосы. — Хотела бы я посмотреть, как они будут увиваться, если я на такую высоту заберусь — на кран! Подумай…

— Будешь состоять при мне, — буркнул Трифон.

— Конечно же, при тебе, при ком же еще… — Анка сразу как-то притихла, зябко повела плечами. — А на кране, должно быть, весело работать. Я это по Кате Пахомовой замечаю. Сидишь себе одна, выше всех, подаешь, кому что надо. За смену соскучишься, наверно, без людей — ужас! На землю спустишься — все такими милыми покажутся… Ну, разреши, Трифон.

Будорагин склонил голову над стаканом, шумно отхлебнул чай, промолчал.

Петр Гордиенко сказал задумчиво:

— Жениться, ребята, легко. Сохранить верность и уважение друг к другу трудно. Вот в чем беда! Верность, независимость и достоинство — вот основа семейной жизни. И вообще жизни!.. Построить жилой квартал легче, нежели воспитать в человеке достоинство…