Град Петра

Надзор за воспитанием наследника — на Меншикове. Отстояв молебен, пропев с хором последние слова хвалы всевышнему, царь удержал камрата.

   — Пошли Алексея шведов стеречь. Авось постыдится перед чужими, неряха.

От встречи с сыном уклонился. Пуще испортит праздник. И времени нет.

Шведы выведены за палисад, на предполье, где воздвигают шалаши — временное жильё. По условиям акорта, сиречь капитуляции, уйдут в, Выборг при оружии, с распущенными знамёнами, с барабанным боем и с пулями во рту — знак безгласной покорности. Однако не прежде, чем будет принято трофейное добро. Управиться с канителью надобно не мешкая, дабы пленных наискорейше выпроводить.

Двор крепости — словно днище огромного недостроенного корабля. Со всех сторон вздымается бортами деревянный её скелет, обшитый досками. На галереях, на лестницах кишит солдатня, занимает оборону.

Отмыкают запоры, мирно ржавевшие, отдирают присохшие двери. За ними часто пустота либо старая рухлядь, тлен. Всё равно — тянет толкнуться во все кладовые, казематы, погреба фортеции. Ощутить владение ею так, словно держишь всю, как ключ от ворот, полупудовый ключ, вручённый комендантом Аполловым.

Он из российской шляхты, речь северная, окающая. Тем более странен мундир шведского полковника на сутулых, мослатых плечах.

   — Худо вы старались, господа, — сказал ему царь. — Повыше бы насест нам сготовили.

Прошёл, почитай, по всему валу — моря не видно.

   — Где же выше-то? Зато не замочит тут... При отце нонешнего короля вода была большая, почти всю дельту затопило, а у нас кряду сухо.

Далеко, далеко до моря... Так велика ли цена Шлотбургу?

Обваловка, подмываемая Невой, кое-где осела. Латать да латать... Артиллерия слаба: из сотни орудий годных оказалось семьдесят девять. Ров с палисадом узок, мелок, противника сильного не остановит надолго.

Так что же такое Шлотбург — прибыток или обуза? Пётр ещё ни с кем не поделился соображениями. Ламбер и тот поперхнётся, верно... Шереметев подавно. Бояре назовут безумцем про себя... Сами-то робки, привыкли ждать указа. Ох привыкли...

Фельдмаршал вселился в дом коменданта — с Брошкой, с лохматым пастушьим псом Полканом. Здание от взрыва пороха шатнуло, стёкла вылетели вон. Парсуна короля Карла упала, торчит из груды рухнувшей извести. Выбросить парсуну Шереметев постеснялся — суверен всё же, хоть и враждебный. Повернул Карла лицом к стене.

Солдаты, гремя молотками, заделывают окна балясинами, лапником — стёкол Шлотбург лишён. В ногах у фельдмаршала железная грелка с угольями, дух от неё угарный. На столе, в сполохах свечей, чертежи, аккуратные, с обмерами, с бисерной цифирью. Пётр посмотрел с завистью.

   — У кого пушки возьмём, Пётр Алексеич? Из дивизии Чамберса, что ли?

   — Суди сам, стратег.

Мямлит боярин, осторожничает... Брать у Чамберса — так от царского имени. Без приказа не смеет.

   — Ахиллесова пята, Пётр Алексеич, как древние говорили.

Ногтем провёл вдоль крепостного рва. Вот она, уязвимая пята, Защита со стороны суши плохая. Крониорта фельдмаршал не боится, а если Карл нагрянет...

   — Мысок-то перекопать бы... Как, по-твоему, государь? Француз прикинул уже, на бумаге складно, а трудов-то... До зимы трудов-то... Швед даст нам срок?

Оплот на острове видится Петру неотступно. Но не здесь... Копать канал — пустое дело. К морю не подвинет. При виде боярина, угнетённого сомнением, сопящего, решение вдруг вызрело.

   — В Шлотбурге нам не зимовать, Борис Петрович.

Ноготь дрогнул, вдавился.

   — Где же, милостивец?

Озорная улыбка блеснула на лице Петра. Перепугается сейчас стратег.

   — Отыщем остров.

Как понять царя? Откуда возьмётся островная фортеция — за лето? Какой щуки веленьем? Шереметев гулко задышал.

   — Болото же, болото везде...

Улыбка Петра сменилась брезгливой гримасой.

   — Заладили всё... Болото! Мы, что ль, в плену у Шлотбурга, не он у нас?

А ведь хотел открыться... Как старшему... Как капитан фельдмаршалу... Про тот клочок земли, что колыхался в голландских стёклах. Тогда, не доходя до Васильевского... Три деревца нарисовал шведский картмейстер — значит, не везде топко. Природа сама дарит...

   — Слепые все, я один зрячий. Талдычат — болото! Может, оно на благо... Может, утонет Карл.

Ушёл в раздражении. Нет старшего, нет советника. Впрочем, надо на остров, убедиться. Самому надо... Нету зрячих. Носом ткнёшь — тогда увидят.

А что Ламбер сочиняет?

Генерал-инженер поселился в кордегардии. С порога шибануло французским духом: запахи пряностей, засушенных съедобных трав смешались круто. В углу бочонки вина. У француза — магазин целый. Резное кресло с высокой спинкой, подобное трону, стена за ним покрыта бархатом и на нём герб маркиза, многократно повторенный, — три дельфина на лазоревом поле. Означают сии рыбины, как любит пояснять француз, связанность его фамилии с морем. Предок, знаменитый рыцарь, плавал на Святую землю и погиб, усеяв пустыню вокруг телами басурманов. Число поверженных с каждым рассказом Ламбера возрастало и достигло уже сотни.

Над креслом, словно икона в окладе, — парсуна предка, вышитая серебром. Рыцарь стоит опустив голову, творя молитву. Летящий ангел благословляет его.