Граф божьей милостью

Я выразительно посмотрел на своих эскудеро. Те немедля опять подступили к Мишелю.

— Ну хорошо, хорошо! — опять запричитал Пошон. — Ее оставил мне на хранение один знакомый. А я… — Он запнулся. — Надел ее… Думаю, чего без дела лежит…

— Что за знакомый?

— Чезаре Барези! Он ломбардец. Ваше сиятельство, прикажите не трогать Мишеля, я вас умоляю. Убейте лучше меня!

— И где сейчас этот ломбардец?

— В тюрьме, мерзавец! — Модист возмущенно всплеснул руками. — Здесь, в городской, в Нанте…

— Так, мэтр Пошон, а теперь как можно подробней. Что за человек этот Барези, когда сел в тюрьму, за что и так далее.

— Я давно подозревал… — Пошон стыдливо потупился, — что мерзавец украл эту цепь. Сир, клянусь, я об этом даже не догадывался. Клянусь…

— Вы уже клялись Господом. На эту тему мы поговорим позже. А теперь ближе к делу…

Выудить у модиста все интересующие меня сведения оказалось совсем нетрудно. Кстати, по его уверениям, Пошон был вполне гетеросексуален, а Мишель якобы просто его воспитанник, из которого он надеялся сделать светило моды. Конечно, я не особо поверил кутюрье, но не суть.

В общем, картинка нарисовалась любопытная. Этот Чезаре Барези оказался смутной личностью, в свое время он даже успел засветиться в кондотьерах, причем в составе банды того самого Николя де Монфора. В Нанте он почти бродяжничал, промышляя разными грязными делишками. Досконально выяснить, при каких обстоятельствах кутюрье с ним связался, не получалось. Сам же Пошон отговорился тем, что оказал приют симпатичному добродетельному юноше без особого умысла, чисто из сострадания и желания наставить на путь истинный.

Так вот, с недавних пор ломбардец стал твердить Пошону, что в скором времени сказочно разбогатеет, правда, об источнике богатств ничего не упоминал. Потом вдруг пропал на несколько дней и неделю назад действительно притащил эту цепь. Но на сохранение не отдавал, а спрятал в своей комнатушке. В тот же день Чезаре повязали за то, что он прямо на улице зарезал товарища, тоже ломбардца. После этого Пошон по наитию обыскал комнату и, найдя цепь, решил ее прихватизировать.

— Все равно он задолжал мне за три месяца постоя! — презрительно фыркнул модельер. — Опять же неблагодарный мерзавец не скоро вернется из каменоломен. Если вернется вообще.

— Суд уже был?

— Увы, не знаю. — Кутюрье пожал плечами.

— Понятно. — Я обернулся к боярышне и поинтересовался: — Федюнька, у тебя в подвале есть каморка с надежной дверью?

— Есть, батюшка… — Федора улыбнулась. — Куда без темницы-то. Только не лишай жизни болезного, он мне еще пригодится.

— Сир, вы меня отпустите? — жалобно поинтересовался модист, словно поняв, о чем мы с Феодорой разговариваем. — Клянусь…

— Отпущу, — перебил я его. — Но потом. А пока погостите у контессы Теодории.

— Сир, но как?! — взвыл модельер. — Завтра маскарад! Да я потеряю всех клиентов!

— Хорошо, мэтр Пошон… — Я безразлично пожал плечами. — Тогда делу будет дан официальный ход. Сообщничество в тяжком преступлении, использование краденого в личных нуждах. Причем краденого у венценосной особы. Боюсь, вы не только клиентов потеряете, но и голову.

— Господи! — Пошон с размаху грохнулся на колени. — Сколько угодно и где угодно, сир. Только дайте мне возможность работать.

— Об этом будете договариваться с контессой Теодорией.

Федора торжествующе улыбнулась.

Цепь, естественно, я конфисковал. Еще чего, не по Сеньке шапка.

Ну что могу сказать по итогам разбирательства… Информации получено много, хотя все равно осталось немало непонятных моментов, но при достаточном везении вполне проясняемых. Завтра пошлю Логана к городскому прево, чтобы тот попробовал выкупить засранца, ну а дальше видно будет. Главное, чтобы Барези был еще жив, ибо тюрьмы сейчас — еще тот курорт. Впрочем, и народишко покрепче будет.

Вечер прошел по-домашнему спокойно и уютно. Ближники отправились по борделям, а я остался дома. Люблю такие моменты, правда, они случаются чрезвычайно редко. Может, за это и люблю.

Кормили у Федоры просто великолепно, винный погреб оказался тоже выше всех похвал. Вдобавок боярышня приставила ко мне в услужение свою камеристку Лизетт. Вот во всех смыслах достойную девицу, прямо кровь с молоком.

Но познакомиться поближе с бретонкой не получилось. Едва закончил вечерний моцион, как ко мне в спальню прискакали дочурки.

— Хотим пожелать вам спокойной ночи, ваше сиятельство… — в один голос выпалили Екатерина и Мария.

— Премного благодарен, дамы. — Я в ответ исполнил подчеркнуто официальный придворный поклон и недвусмысленно показал девочкам на дверь. — Но кое-кому уже тоже спать пора. Не так ли, благородные дамы? Брысь…

— А ска-а-азку? — плаксиво протянули девочки. — Коротенькую, коротенькую, папенька. Пожа-а-алуйста…

— Сказку? — Я нахмурился. — Какая сказка, вас уже замуж выдавать пора.

— Замуж потом! — твердо ответили девочки. — А сказку — сейчас. — И галопом прогарцевали ко мне в кровать. — Про маленького медвежонка! И ослика. И поросенка!

— Вот же озорницы… — для порядка ругнулся я. — Ну ладно, так уж и быть.