Слегка одутловатое лицо, мешки под глазами и обширное пузо выдавали в нем любителя выпить и хорошо закусить, а широкие плечи и могучие руки подсказывали, что некогда Джанбатисто Чибо не чурался воинских упражнений.
Смотрелся он в оранжерее как-то неестественно, явно был с хорошего бодуна, а еще я приметил на щеке у папы тщательно замазанные царапины, очень напоминающие следы женских коготков. Это с некоторым допущением свидетельствовало о том, что Бенедетта Пуцци совсем недавно устроила своему папику великолепный скандал с рукоприкладством. Впрочем, тут не уверен, слишком уж фантастически звучит версия. Царапать морду самому викарию Христа, преемнику князя апостолов, верховному первосвященнику, великому понтифику, патриарху Запада, рабу рабов божьих — и это все в одном лице и вообще наместнику Господа на Земле? Хотя… я уже ничему не удивляюсь в этом мире.
Слегка робея, я сделал шаг вперед и опустился на одно колено, вдобавок склонив голову. Иннокентий неторопливо закончил поливать розы, отставил лейку, наконец обратил на меня внимание и протянул руку для целования.
— Ваше святейшество… — Я осторожно прикоснулся губами к массивному перстню-печатке с изображением святого Петра, закидывающего с лодки сети, и остался в коленопреклоненном положении.
Этикет, видите ли. Прежде чем допустили к Кеше, добрый час втолковывали правила поведения. То нельзя и это нельзя, понапридумывали ритуалов.
— Итак, сын мой… — проговорил ровным хрипловатым голосом Иннокентий.
— Ваше святейшество…
— До меня дошли сведения, — папа едва заметно недовольно поморщился, — что ты сегодня ночью, не щадя живота своего, вершил благие дела?
Подпустив в голос скромности и на всякий случай раскаяния, я тихо проговорил:
— Защищать убогих и сирых — это долг любого христианина и благородного рыцаря, ваше святейшество.
Иннокентий иронично ухмыльнулся.
— Похвально, похвально, сын мой… — и вдруг жестко поинтересовался: — А как случилось, что ты там так вовремя оказался?
У меня чуть сердце с перепугу не остановилось. Все знает? Делла Ровере сдал меня? Приплыл, Жан Жаныч… Из дворца я уже не выйду. Тут охраны полным-полно, за каждой дверью стоят, а я, как назло, все оружие сдал. И даже если бы не сдал, рубиться не вариант, сам себя вне закона объявлю. Ни один католик в Европе мне даже воды не подаст. Ни деньги, ни связи не помогут, затравят, как зайца. Хотя… Если бы папа все знал, меня бы уже пытали и ни за что к нему не допустили. Рано, рано, хоронить себя. Так… чтобы соврать…
— Ваше святейшество, я не смею признаться…
— Смелее, сын мой. Облегчи душу… — Папа хищно ухмыльнулся.
Еще больше склонив голову, я покаянно пробормотал:
— Я искал любви, ваше святейшество, ибо падшие женщины Рима славятся своим умением на всю Европу.
Иннокентий утробно хрюкнул, словно диким усилием сдержал смех, и оттаявшим голосом приказал:
— Встань, сын мой. Твоя искренность выдает в тебе доброго католика. А теперь расскажи мне все от начала до конца. Падших женщин можешь опустить. Начни с того, зачем ты прибыл в Рим.
— Искать справедливости, ваше святейшество…
Беседа с понтификом продлилась долго, не менее двух часов. Я уже под конец стал про себя материться как сапожник, потому что папе притащили кресло, а мне все это время пришлось стоять на своих двоих. Вдобавок чертов Иннокентий походя выдурил у меня тысячу дукатов на строительство своего дворца Бельведер в качестве добровольного пожертвования. Но я ничуть не жалел и дал бы в два раза больше, потому что разговор оказался очень содержательным и полезным.
По вопросу индульгенции отца папа пообещал все решить в самое ближайшее время. А вот меня признавать в качестве шестого графа Арманьяка от лица католической церкви наотрез отказался. Правда, взамен подсказал, как можно этот вопрос уладить обходным маневром. Теперь осталось только получить док
Но это все семечки, главное, Кеша предварительно пообещал поддержать Наварру в сваре с Францией! Но опять же не открыто, а хитроумным способом. И конечно же не просто так. Вопрос обратных услуг будет обсуждать с ним сам Франциск во время визита в Ватикан после предстоящей победы над Пауком. У Феба мозги как раз под нужным углом заточены, так что пусть сам соревнуется с понтификом в дипломатической казуистике. А я так, мечом помахать да подраться. Не мое, в общем.
По завершении терок с папой я попал в руки… к кардиналу делла Ровере. Меня тормознули на выходе из Латеранского дворца и препроводили прямо к нему. Великий пенитенциарий был крепко не в духе и смотрел на меня, как на закоснелого еретика. И для начала заставил дважды повторить историю с Бенедеттой.
Пришлось повиноваться и выложить все как на духу. Правда, слегка скорректировав некоторые моменты.
— Вы больше ничего мне не хотите рассказать, сын мой? — От недовольной рожи кардинала могло молоко во всей округе скиснуть.